Большая книга ужасов – 86

– Я тоже хочу пулю, чтобы стрелять! – завопил Гарик, но мы потащили его на речку.

* * *

По дороге к реке мы завернули в магазин, потому что не поели толком из-за этих ворон.

Продавщица тётя Ира была уже в форменном синем фартуке, в форменных голубых тенях, с форменной улыбкой и вела себя так, будто ничего не произошло:

– Привет, девчонки! Вам чего?

«Объяснить своё дурацкое поведение в письменном виде в трёх экземплярах, а то боюсь, что с первого раза мне не понять», – так я, конечно, не сказала. Сказала про черешню, газировку, вот это всё, что люди берут с собой, когда уходят на речку. Она нас обслужила, спросила про планы, пожелала хорошо искупаться…

– Алис, думаешь, она правда ничего не помнит?

– Думаю, она хочет, чтобы мы поскорее забыли. И ещё стесняется.

– Я б тоже стеснялась!

– Забудь! Не позволяй всяким ночным привидениям портить тебе отдых.

И я стала забывать. Сперва смотрела по сторонам на убитые заброшенные дома и считала среди них уцелевшие и жилые. Потом мы неожиданно пришли, и Гарик стал орать, чтобы мы не смели купаться, потому что он будет ловить рыбу.

Мы дали ему час и спокойно загорали, пока он таращился на поплавок. Часа не понадобилось, всё-таки у Гарика не хватило терпения.

– Вы мне всю рыбу распугали! – ворчал он, сматывая удочку, хотя мы валялись на берегу, не подавая признаков жизни. Потом мелкий деспот нам всё-таки позволил нырнуть, и я наконец-то вспомнила, зачем я здесь.

Вода была что надо: не холодная, не слишком тёплая, а такая, чтобы залезть и не вылезать уже никогда. В такие минуты хочется переплывать речку туда-сюда (что там плыть-то, она узенькая!), плыть против течения, кто кого, и почему-то в голову лезут мысли о школе. Какая школа – теперь институт на очереди!.. А я всё равно представляла, как грязной промозглой зимой на какой-нибудь контрольной (семинаре? коллоквиуме? как это там называется?) буду вспоминать эту реку, эту деревню, и это будет хорошее воспоминание – просто потому, что зима и контрольная (семинар? коллоквиум?). Главное – линзы не утопить!

Алиса с Гариком шумно плескались у самого берега, я отплыла подальше и смотрела на крошечные коробочки-дома на берегу. С такого расстояния не поймёшь, жилые они или заброшенные, и пейзаж был очень даже ничего. Пляжа как такового не было: весь берег, насколько хватало глаз, представлял собой низкий обрыв с тонкой полоской песка у воды. И никого не было! На том берегу, на другой стороне, мальчишки перебрасывали мяч, в кустах сидел рыбак, чуть подальше тоже кто-то купался. А на нашем – ни души.

– Алис, тебе не кажется, что мы одни на этом берегу?

– Белый день, на работе все. – Алиса только что вынырнула и шумно отфыркивалась, показывая Гарику добытый красивый камешек. – А детей я тут и не видела, так что всё объяснимо…

Потом мы обсыхали и ели черешню, потом бегали в магазин за добавкой и опять купались. Никто нам не мешал, и мы понятия не имели, сколько времени прошло. Засобирались домой мы только когда замёрзли, и это было уже в сумерках.

* * *

В полутьме заброшенные дома выглядели жутковато. Может быть, из-за окон, которые не светились, а может, из-за торчащих из крыш досок: неестественно это, когда из живого дома торчит доска. Как перелом. За домами стояли высокие деревья – начало леса. По дорожке далеко впереди нас пробежала бабка в белом платочке и скрылась в этом лесу. Она бежала странно: вроде на двух ногах, а казалось, ей хочется встать на четыре и она держится изо всех сил. И чего её ночью в лес понесло?

– Видела?

– Что?

Значит, не видела. Может, я перележала на солнышке?

– Как думаешь, старик уже дома и спит?

– Думаю, он вообще никогда не спит. Сидит на крылечке или ещё в лесу, варит магическое зелье и нас поджидает, чтобы превратить в крыс.

– Чур, меня в волка! – выдал Гарик. Кажется, этот балбес смелее нас.

Саныч действительно сидел на крылечке, но без всякого зелья, а с тонкой курительной трубочкой, я видела похожие в кино про индейцев. Увидев нас, он поднялся на крыльце. Стоя на ступеньке, он казался выше чем есть, прямо великан. Он разговаривал с какой-то женщиной: она стояла напротив с виноватым видом, он что-то ей бубнил. В руках у него был бумажный свёрток. Женщина обернулась на стук калитки, когда мы вошли, быстро бросила «Спасибо, Саныч!» и торопливо ушла мимо нас, буркнув под ноги «здрасте». Старик глянул на нас:

– Накупались? – Встал и пошёл к себе, не дожидаясь ответа.

– И вам спокойной ночи, – сказала Алиса, когда за ним уже захлопнулась дверь.

Тяжёлые шаги в той половине дома на секунду стихли, мне показалось, дед ответил «угу» – а может, и не показалось: стены в доме, похоже, картонные.

Участок соседа по-прежнему сверкал чёрными пятнами-воронами. Они лениво перелетали с места на место, изредка вскаркивая. А так было тихо. Сосед больше не стрелял. Если бы было чуть посветлее, я бы заметила, что в его доме выбито окно.

* * *