Спать мы легли поздно: чокнутый старик заставил вычистить весь дом, чтобы задобрить своего домового. Я в жизни не вытерла столько пыли, как в тот день! Она была везде: на потолке, на шкафах, а уж на печке! Ещё я разогнала кучу пауков в крапинку и одного прибила, за что получила неслабый нагоняй. Саныч как увидел – в лице переменился, даже покраснел:
– С ума сошла, городская?! Сорок лет несчастий! Сорок лет, сорок… – Он повторил это «сорок» раз сто, потом заставил меня вынести то, что осталось от паука, на улицу – да не просто на улицу, а на перекрёсток. Прикопать, плеснуть святой воды (это добро у него стояло по всей половине дома в пятилитровых бутылках), сказать уже забыла что (он записал на бумажке), дунуть-плюнуть, перекреститься…
Честно говоря, я почти потеряла терпение с этим паучьим ритуалом, но ругаться уже просто не было сил. Мы вылизали свои полдома, даже окна вымыли, и, наверное, ближе к полуночи рухнули спать. Перед этим я специально, вот из вредности, достала самый огромный нож и положила на стол.
– Зачем?
– Затем, что это всё чушь. Я с ума сойду с этими домовыми ритуалами. Куда ты меня привезла, Алиса?!
– Деревня Берёзово, бывшая Сосновка…
– Хорошо переименовали!
– Основана не помню в каком году, не помню кем, но здесь заготавливали лес…
– И делали гробы!
– Да, похоже, наш старик ещё из тех… – Деревяшки, которые он так и оставил на нашей половине, подозрительно напоминали гроб. Вообще ящик и ящик, только очень высокий, вытянутый и восьмиугольный. И недоделанный: с одной стороны борта не хватало.
Я уже сняла линзы, но всё равно видела пятна белых досок, стоящих в тёмной прихожей. Чего он их к себе не перетащил, на метр дальше?
Ночью никакой шум мне не мешал, а всё равно спала я плохо. Всё казалось, что кто-то ходит, скрипит половицами и тяжело дышит. Но когда я открывала глаза, всё стихало. Только доски эти белели в темноте как бельмо. В конце концов я сбесилась, встала и закрыла дверь в прихожую, чтобы не видеть.
А утром меня разбудили Алисины вопли:
– Танк, если это шутка, то несмешная!
Я села на кровати и стала нашаривать линзы, попутно соображая, что такого я нашутила вчера вечером. В голову ничего не шло, а Алиса всё вопила:
– Ты хочешь, чтобы я тут свихнулась и начала ловить домовых по углам веником?! Не смешно, Тань!
Я наконец-то надела линзы. Алиса стояла у двери, отделяющей комнату от прихожей, и пыталась вытащить из стены воткнутый по рукоятку нож. Я сперва подбежала помочь, а уж потом стала соображать, что вообще происходит. Нож сидел прочно, не поддавался, я стала расшатывать. Воткнут он был со стороны прихожей на высоте человеческого роста. И да: это был тот нож, который я демонстративно оставила вчера.
– Ты будешь оправдываться, или мне дальше орать в пустоту как дуре?
– Это не я, Алис.
– А кто?! – Мы синхронно взглянули в сторону шторки Гарика и пришли к одному выводу:
– У него силёнок не хватит.
– И роста.
– Кидал с табуретки?
– Всё равно нет. Смотри, он насквозь прошёл.
– Да старик это! Что с полоумного взять!
Версия была такая простая и заманчивая, что я прямо обрадовалась на секунду. Пока не увидела входную дверь. Вчера я сама заперла её на огромный внутренний засов и ещё забаррикадировала стулом. Не знаю зачем, наверное помня опыт прошлых ночей. Штука в том, что засов и стул были на месте.
– Другие пути в дом есть? – Я уже знала, что Алиса ответит «Нет», но должна ж я была как-то это всё объяснить!
Хлопнула дверь красной половины. Догадываясь, что сейчас будет (я больше не хочу ничего закапывать на перекрёстке и выполнять эти ритуальные танцы), я сразу выдернула нож и даже успела утащить его на кухню и убрать до того, как в дверь начал ломиться старик.
– Как спалось, молодёжь? Больше никаких посторонних звуков?
Мы синхронно закивали. Алиса глянула на меня: «Молчи!», да я и не собиралась ничего говорить.
За ягодами он нас всё-таки вытащил. Уж Гарик его уговаривал остаться дома ещё повозиться с деревом, мы с Алисой подключились и стали просить его научить нас печь пироги в деревенской печке. Добились только того, что он показал, как поставить тесто (вернёмся – как раз дойдёт). В общем, перспективка была так себе: знакомство с лешим (или болотником?), а потом кулинарные эксперименты. В качестве декорации в коридоре ещё торчал недоделанный ящик, подозрительно похожий на гроб. В гробу я видала такой отдых.
Пока шли по улице, старик останавливался чуть ли не у каждого забора, близоруко прищуриваясь, будто что-то искал. Гарик приставал с расспросами, но старик отмахивался: «Увидишь». Наконец у самого горелого дома, Саныч достал нож (ржавенький и явно самодельный, с какими-то причудливыми вензелями на деревянной ручке), нагнулся и срезал огромный пучок травы:
– Полынь. Нечисть бежит от этого запаха. Не вся, конечно, но жильцам хватит. Надо высушить и на ночь в доме сжигать. – Он вручил траву мне.
– А ещё в старину ею выводили блох у собак! – Не знаю, зачем я это ляпнула, должно быть, Гарикова непосредственность заразна. Но старику неожиданно понравилось: