Большая книга ужасов – 87

Василиса подавила желание вернуться и проверить комнаты. Что за глупости: в конце концов, дом теперь в распоряжении иностранки, пусть что хочет, что и делает!

Девочка уже выходила с веранды, как вдруг услышала шепот:

«Открой клетку».

Василиса завертела головой так резко, что покачнулась и чуть не упала.

Никого. А казалось, будто шептали ей в самое ухо. Но голос был какой-то странный. Как неживой. Без всякого выражения, пустой какой-то. И вдобавок поскрипывал, словно песок под чьими-то шагами.

Да ведь этот же самый голос Василиса уже слышала! На берегу! Он предупреждал, что у каких-то «наших» ничего нельзя есть и пить, иначе с ними навсегда останешься. Самое удивительное, что Шварц тогда ничего не слышал – ну, Василиса и решила, что ей почудилось.

Наверное, и теперь чудится. Надо плюнуть да и идти своей дорогой.

«Не чудится, нет! – снова зазвучал голос. – Не уходи! Открой клетку, иначе я погибну! А может быть, погибнешь и ты! Открой клетку!»

Василиса в панике огляделась.

Какую еще клетку? Здесь только бочка!

«Ты стоишь рядом с клеткой, – произнес голос. – На ней висит замок! Открой его. Ключ под клеткой!»

Василиса тупо уставилась на бочку, рядом с которой стояла и на которой висел замок.

Почему голос называет бочку клеткой? Клетка – это что-то, сплетенное из прутьев, через которые все видно. А у бочки толстые ржавые стенки! Голос что-то путает!

«Ключ под клеткой!» – так и ударило в уши отчаянным молящим визгом.

Василиса рухнула на колени и принялась нервно шарить под бочкой, стоящей на двух деревянных плашках. И ахнула, когда пальцы нащупали ключ! Вскочила, стараясь ни о чем не думать, вставила его в скважину, повернула, вытащила замок из дужек, отбросила в сторону и подняла крышку – рывком, зажмурившись, чтобы не видеть того, кто молил ее из клетки или бочки, без разницы, – и вылетела на крыльцо. Промчалась по дорожке, чуть не сдернула с петель калитку, выскочила со двора – и понеслась к реке, боясь оглянуться: а вдруг то, которое сидело в бочке – то есть в клетке, да какая разница?! – гонится за ней?!

И тут за спиной действительно раздался топот чьих-то быстрых ног! Василиса взвизгнула и понеслась с немыслимой скоростью, даже не представляя, что может такую развить. Но, к счастью, тот, кто гнался за ней, вдруг заорал:

– Да стой! Да стой же, Васька!

Это был… Шварц, господи боже ты мой!

Василиса притормозила, оглянулась опасливо: а вдруг тот голос всего лишь притворился голосом Шварца?! Но нет, перед ней и в самом деле оказался рыжий тощий любитель лучших произведений советской драматургии, что он немедленно и подтвердил лихой цитатой из «Обыкновенного чуда»:

– Три дня я гнался за вами… чтобы сказать, как вы мне безразличны! – И разумеется, тут же начал хохмить: – Ну не три дня, конечно, а три минуты, и не безразличны, конечно, а очень даже интересуете… то есть я интересуюсь: почему вы мчитесь как ненормальная? В смысле ты мчишься!

– А ты ничего странного не видел? – задыхаясь, спросила Василиса.

– Видел, – кивнул Шварц. – Во-первых, убегающую тебя, а во-вторых, брошенное вот это. – И помахал перед Василисой каким-то пакетом.

Она так переволновалась, что не сразу узнала пакет с едой, который оставила около бочки.

Ну еще бы! Не до него было!

– А бочку ты видел? – спросила настороженно.

– На веранде которая? – уточнил Шварц, вытаскивая из пакета пирожок и принимаясь задумчиво жевать. – Видел. Она никуда не сбежала. Как стояла вчера вечером, так и стоит. Я в нее даже заглянул.

Василиса покачнулась.

– Ты завтракала? – заботливо, хотя и невнятно поинтересовался жующий Шварц. – Чего шатаешься? На, подкрепись. – И обтерев испачканную чем-то рыжим руку о джинсы, протянул Василисе ватрушку.

– И что там?! – едва слышно выдохнула девочка.

– Мне кажется, творог, – задумчиво сообщил Шварц, разглядывая ватрушку. – А что, ты думаешь, это картошка или яблоки? А может, мсяо?

Именно так Шварц обычно называл мясо.

– Нет, в бочке ты кого видел?! – взвизгнула раздраженная Василиса.

– А головастики – они кто или что? – задумался Шварц. – Вопрос, конечно, интересный – придется запросить Академию наук…

– Шварц! – чуть ли не со слезами выкрикнула Василиса. – Говори!

– В бочке я видел золотистых и серебристых головастиков, хорошеньких таких, – ответил Шварц, изумленно глядя на девочку.

– А они что-нибудь говорили? – с опаской спросила та.

Шварц захохотал, а потом сам себе приказал, цитируя «Золушку»:

– Прошу не хихикать! – И вдруг посерьезнел: – Рыбакова, что с тобой? Сон дурной приснился?

– Да, сон! – воскликнула Василиса и чуть не плача рассказала Шварцу о своем сне.

– Сны и тени в близком родстве, как сказано в пьесе «Тень», – изрек Шварц. – Но после такого сна можно реально спятить, поверить в говорящих головастиков, перестать есть и превратиться в тень! Жуй немедленно! Я так понимаю, ты во все это веришь?

Василиса кивнула, послушно жуя ватрушку (антистресс же, антистресс!):

– Во сне отец говорил про пение птиц. И Сереженька про то же рассказывал. Значит…