Большая книга ужасов – 88

Стоит устроиться в школьное здание работать ночным сторожем – Данька видел у входа объявление. Хоть какие-то деньги появятся. И можно будет отдыхать от общежития – там ни днем ни ночью нет покоя. Если бы его взяли… Он, конечно, выглядит не очень внушительно, но в нынешние неспокойные времена везде такая нехватка кадров, что на это могут закрыть глаза.

– Данила, – неожиданно услышал он совсем другой голос и замер, боясь поверить.

Глава 6 Что там за окном

Я стояла рядом с Данилой и потрясенно рассматривала портрет незнакомого гражданина в старинной форме. Лицо украшали пышные усы и бакенбарды, в руке он крепко сжимал трубку. Подписи под портретом не имелось, вернее, когда-то она явно присутствовала, но сейчас табличка была вырвана с мясом – один полусогнутый гвоздь так и торчал из стены, на месте других остались лишь дырки. Впрочем, неважно, как его звали – на прапрадеда Данилы этот персонаж был катастрофически не похож. И вовсе не потому, что чьи-то шаловливые ручки пририсовали ему густую черную бороду и брови…

Видимо, для упражнений в рисовании портрет и оставили на месте. Снять его и выбросить было бы затруднительно – он казался буквально вмурованным в стену. Поэтому и отыгрались на табличке с подписью…

О чем я думаю? Какая разница, кто и зачем пририсовал бороду важному господину на портрете, если его вообще не должно быть? Что здесь прошло за те считаные секунды, пока мы отвлеклись от окружающей действительности? И что за странные плакаты на стенах? Может, они спокойно висели себе, просто мы ничего не замечали, поглощенные друг другом…

Я подошла поближе: графические схематичные фигуры, четкие цвета без полутонов – черный, серый и красный, – короткие рубленые фразы… Кажется, мы такое по литературе в прошлом году проходили. Маяковский? Во флигеле проводится выставка советского плаката двадцатых – тридцатых годов прошлого века? Ну да, вполне разумное объяснение…

– Кто это? – наконец озвучил мой вопрос Данила и беспомощно огляделся. – Мы в другой зал попали? Ну, незаметно перешли. А тут, типа, ремонт…

Я поняла, что он так же, как и я, отчаянно пытается найти логичное обоснование, цепляясь за мелкие, несущественные детали.

– Посмотрим, что за окном? – предложила я внезапно севшим голосом.

Данила молча кивнул. Мы медленно приблизились к подоконнику, на котором совсем недавно сидели и безмятежно болтали, и одновременно взглянули. Нам это ничем не помогло: за окном кружила непроглядная метель, белые прочерки мелькали как сумасшедшие. Снег валил такой густой, что его пелена стала совершенно непроницаемой…

Когда успел начаться снегопад? Погода была сырой и пасмурной, но с неба сыпались лишь редкие снежинки – мы сами это заметили несколько минут назад. Я еще разглядывала нарядные елки, радостную толпу под ними и взлетающие фейерверки. Питерская погода, конечно, славится своей переменчивостью, но чтобы все изменилось в одно мгновение…

Меня вдруг пронзила ужасная мысль: а если не в одно? Если их, этих мгновений, минут и часов, миновало уже немало? Может, мы с Данилой одновременно потеряли сознание, а когда очнулись, не поняли, что прошло уже прилично времени? Но тогда дело должно было идти к утру, а вид за окном вовсе не предвещал рассвета. Впрочем, светает сейчас поздно – совсем недавно, двадцать первого декабря, был день зимнего солнцестояния. К тому же здесь, в Петербурге, где не всегда можно отличить день от ночи.

Притом нас бы хватились… А, собственно, кто? Папа обещал забрать меня только утром. Данила – взрослый мальчик, его вряд ли будут разыскивать домашние. На балу мы ни с кем особенно не общались, чтобы наше долгое отсутствие было замечено. Лишь чудной однокурсник Данилы со странным именем – Всеволод. Но какое ему до нас дело? Понятно же: если пара удалилась подальше от посторонних глаз, мешать им и пытаться составить компанию явно не стоит.

– Дан, – почему-то шепотом позвала я, боясь нарушить эту странную гнетущую тишину. – Вдруг мы чем-то надышались и не заметили, как время прошло? Если тут идет ремонт, значит, может быть открыта краска, лак или еще что-нибудь…

– Как это объясняет портреты и плакаты? – напряженно поинтересовался Данила.

Он был прав – никакого объяснения появлению на стенах революционной живописи не имелось. Лишь наши продолжающиеся галлюцинации, но разве они бывают совместными? Как говорится в известном мультфильме: это только гриппом все вместе болеют, а с ума поодиночке сходят…

Данила провел рукой по оконной раме и показал мне ладонь – на ней остались ошметки белой краски. Я едва не зажмурилась: рама была деревянная, старая и рассохшаяся. Но когда мы сюда пришли, я отметила, что на окнах установлены стеклопакеты, еще удивилась: наверно, бракованные, если все равно дует…

Мы одновременно взглянули на дверь – она тоже была деревянной, покрытой облупившейся зеленой краской. Почем-то меня окончательно доконала ручка – наполовину оторванная, как табличка под портретом, и висящая на одном гвозде.

– Дан, что происходит? – я хотела спросить спокойно, но голос предательски дрогнул.