Большая книга ужасов – 88

Неужели сама не понимает – откуда у него деньги на трамвай? А ездить зайцем он считал ниже своего достоинства.

– Данила, ты слышишь?

Он очнулся от своих мыслей и кивнул.

– Конечно, пешком. И не надо так официально. Можешь звать меня Данька.

Она наморщила нос:

– Слишком грубо.

Лиза забрала у него свой сверток, часть тетрадей, и они двинулись по улице. Дождь почти прекратился, но в воздухе осталась висеть противная морось, незаметно пропитывавшая все вокруг влагой. За себя Данька не переживал, но Лиза была без зонта. Он искоса взглянул на нее, словно не успел рассмотреть как следует.

Серый плащик, из-под него выглядывает черная юбка, только одно яркое пятно – голубой беретик. Лиза выглядела строго и непривычно. Впрочем, чему удивляться, если во время их первой встречи он видел ее в ночной рубашке – его односельчане напали на пароход ночью…

Данька поморщился: когда же он перестанет вспоминать об этом?

Глава 7 Вас снимает скрытая камера

Ушли мы недалеко: добраться удалось только до перехода. Вернее, до того места, где он раньше находился – теперь на его месте красовалась ровная стена, выкрашенная той же противной зеленой краской. Никаких признаков двери на ней не наблюдалось. Данила даже руками поводил на всякий случай, но все было безрезультатно.

Он обернулся и беспомощно посмотрел на меня. Я пожала плечами и постаралась ответить спокойно:

– Может, дверью ошиблись? Пошли не туда?

– Как мы могли ошибиться? – возразил он. – Здесь нет другого пути.

– Ты сам сказал, что нечасто тут бываешь…

Данила не стал комментировать, просто предложил:

– Проверим второй выход?

Мы попытались заглянуть в окна – вдруг получится понять, что случилось с переходом, – но в них по-прежнему бились снежные хлопья, не позволяя разглядеть происходящее за стеклом. Не хотелось этого признавать, но основное здание каким-то неведомым образом оказалось от нас отрезано.

Мы вернулись в холл с портретами, где, к счастью, за время нашего недолгого отсутствия ничего не изменилось, пересекли его и подошли к противоположной двери. Она тоже открылась беспрепятственно, только душераздирающе заскрипела. На миг стало страшно, что кто-то услышит, хотя уже было понятно: кроме нас, тут никого нет. И неизвестно, огорчаться по этому поводу или, наоборот, радоваться.

Мы прошли несколько смежных комнат, темных, заваленных строительным мусором, и попали в некое подобие учебного класса. По крайней мере, здесь стояли столы и стулья в несколько рядов, у окна висела доска, а на других стенах – карты. Похоже, этот класс стал нашим конечным пунктом – другого выхода из него мы не увидели.

Данила стал разглядывать карты, а я подошла к столу, стоявшему у доски. На нем красовался странный предмет – кажется, это называлось письменным набором: на подставке стояла чернильница, рядом лежали металлические перья. Еще на столе обнаружился журнал в картонном переплете, но брать его в руки я побоялась. Просто наклонилась и в мутном свете, льющемся из окна, с трудом разобрала надпись на обложке: «Школа судовождения. Набор 1922–1923 года».

– Дан, – почему-то шепотом позвала я.

Он обернулся и вопросительно взглянул на меня.

– Иди сюда, я кое-что нашла.

Данила, в отличие от меня, сразу взял журнал в руки, открыл и прочитал:

– «Список учеников, зачисленных на первый год обучения…» – Он пробежал взглядом по строчкам. – Ломов Даниил Александрович…

Я смотрела на него во все глаза:

– И что это, по-твоему?

Данила полистал журнал, не спеша отвечать, но остальные страницы оказались пусты.

– Не знаю, – наконец отозвался он. – Ничего подобного я раньше не видел.

– Может, мы сами не заметили, как зашли в другую часть здания? А тут идет ремонт. Ну да, – воодушевилась я. – Это бы все объяснило! Хотят устроить музей судоходной школы, поэтому и вытащили все эти предметы…

Пришедшая на ум версия смущала даже меня саму. Непонятным оставался главный момент – как мы могли не заметить, что перебрались в другую часть. Но я отчаянно искала реалистичное объяснение, поэтому цеплялась за любые детали.

– Тебе не кажется, что это странно? – не поддержал меня Данила. – Даже принимая твою версию с музеем: вообще-то сначала делают ремонт, а потом завозят экспонаты. Если им действительно сто лет…

– А у тебя какая версия? – не выдержала я.

– Бредовая, – честно признал он. – Но ничего другого в голову не приходит.

– Розыгрыш? – предположила я. – Нас снимает скрытая камера? В зале идет трансляция на большой экран и над нами все смеются?

Я оглянулась, ища глазки камер, но, конечно, не обнаружила их.

– Нет, – возразил Данила. – Все гораздо проще и одновременно сложнее…

Я, кажется, начала понимать, куда он клонит, но это было так страшно, что я скорее согласилась бы поверить в реалити-шоу, где мы оказались без предупреждения.

– Ты думаешь, мы попали в…

Дверь заскрипела, и мы замерли на месте. Она медленно отворилась, и в класс вошел старичок в мешковатых брюках и пиджаке с вытертыми локтями. Он взглянул на нас из-под очков без всякого удивления и спросил глухим голосом:

– Вы что здесь делаете?

Мы не сговариваясь попятились к окну.