О Конфуции написано, пожалуй, слишком много, и сегодня уже вряд ли возможно отделить реальный образ этого мудрого старца от многочисленных агиографий, «выправление» образа Конфуция под нужды государственной доктрины в разные периоды. Само же учение Конфуция настолько оказалось скрыто за многочисленными комментариями последующих эпох, что многие ученые абсолютно разумно решили отделять его от последующего конфуцианства – социально-политической теории и государственной доктрины Китая. К последней Конфуций имел весьма косвенное отношение и никакого «государственного учения» не создавал.
Конфуцианство, в отличие от вполне конкретного учения Конфуция, – скорее лозунг, нежели учение, гибкий и трансформирующийся тезис о том, что должно считаться «сделанным по ритуалу», от отношений с соседями до приема пищи и управления уездом. Само же конфуцианство – совершенно особое мировосприятие, поэтому не стоит ждать однозначного ответа на вопрос: стало ли оно религией Китая или просто этическим учением? Но очевидно, что конфуцианство выполняло в Китае практически все функции религии и, таким образом, превратилось в национальную квазирелигию. Во всяком случае, другого типа религиозного сознания Дальний Восток не знал.
В течение многих последующих веков образ и слова Конфуция многократно использовались самыми различными людьми – средневековыми комментаторами, современными политиками, правителями. Его изначальная, чистая мысль оказалась глубоко погребена под комментариями и стереотипами, а образ мистика и духовного наставника постепенно превратился в дидактика-философа.
Кажется, он не записал и не оставил после себя того самого главного, потаенного, что хранил в своем сердце. Это очень личное – интимное настолько, насколько только может быть прямая беседа с духами предков, слушание голоса Неба. Но самое главное – он оставил после себя свой образ, свой мистический след, под знаком которого существует вся китайская цивилизация до сих пор.
Муж достойного поведения
Учитель сказал:
– Молодые люди, находясь дома, должны быть почтительны к родителям, выйдя за ворота дома – уважительными к старшим, в делах отличаться осторожностью, а в словах – искренностью (правдивостью), безгранично любить людей и особенно сближаться с людьми, обладающими человеколюбием. Если у них после осуществления этого останутся свободное время и силы, то они должны посвящать их Учению.
Учитель сказал:
– Ши-цзин («Канон песнопений») хотя и состоит из 300 песен, но они могут быть объяты одним выражением: «Не имей превратных мыслей!»
Цзы-чжан упорно учился с целью добиться государственного содержания.
По этому поводу Учитель посоветовал
ему:– Больше слушай и будь сдержанным, а если возникнут сомнения, говори осторожно. Тогда и нареканий тебе будет мало. Больше наблюдай и обходи стороной опасное, а в остальном действуй осмотрительно. Тогда редко будешь иметь поводы к раскаянию. Когда твои речи будут вызывать мало нареканий, а в поступках не придется часто раскаиваться, тогда и получишь государственное жалованье.
Учитель сказал:
– Приносить жертвы чужим пенатам – это значит выслуживаться. Сознавать долг и не исполнять его – это трусость.
Учитель сказал:
– Не беспокойся, что не занимаешь значимой должности, беспокойся, если твои способности не соответствуют ей.
Не беспокойся, что люди не знают тебя, а старайся поступать так, чтобы они смогли узнать тебя.
Учитель сказал:
– Редко бывает так, что ошибается человек, который ведет себя сдержанно.
Учитель сказал:
– Добродетельный человек никогда не бывает одинок, у него всегда найдутся единомышленники.
Конфуций так отозвался о Цзы-чане:
– Он обладал четырьмя качествами благородного мужа: был скромен по своему поведению, с почтительностью относился к старшим, был добр, наставляя простых людей, и обходился с ними справедливо.
Учитель сказал:
– Мэн-чжи-фань не хвастался своими заслугами. Когда его войско обратилось в бегство, он следовал позади его, а при вступлении в город стегнул своего коня, сказав: «Я не смел бы оставаться позади, да конь не шел вперед».