А пока мой номер в «Сил-Рок-Инн» заполняется людьми, которые вот-вот сорвутся в истерику при виде того, что я все еще трачу время на бессвязное вступление, когда последняя глава еще не написана, а ведь рецензии в прессе выйдут уже через сутки. Но если в самое ближайшее время не принесут амфетамина позабористей, никакой последней главы не будет. Пальца на четыре королевского крэка тоже не помешало бы, но я не питаю оптимизма. В наши дни настоящий, высоковольтный крэк на рынке редкость, и, согласно последним заявлениям официальных представителей департамента юстиции в Вашингтоне, это непреложное доказательство прогресса в Нашей Войне Против Опасных Наркотиков.
Ну слава тебе Боже! Я уже думал, мы никогда эту заразу не одолеем. Но ребята в Вашингтоне говорят, мы наконец продвинулись. А кому как не им знать. Поэтому наша страна вот-вот вернется на Путь Истинный.
ХСТ
28 января, 1973, воскресенье «Сил-Рок-Инн»
«Страх и отвращение: Тропой президентской кампании», Сан-Франциско, Straight Arrow Book, 1973
ИЮНЬ, 1972: КОЛЕСНИЦА МАКГОВЕРНА КАТИТСЯ ВПЕРЕД
Комната для прессы была переполнена: два десятка или около того высокопоставленных СМИ-мастаков, все с бэджиками в форме яйца, выданными спецслужбой: Лео Соваж из La Figaro, Джек Перкинс из NBS, Р.У. Эппл из New York Times… Кампания Макговерна в Калифорнии взаправду шла с шумным успехом. Никакого больше частичного, вторазрядного освещения. Макговерн стал вдруг лидером, возможно, следующим президентом, и практически все номера в отеле были заняты либо сотрудниками, либо журналистами. Двенадцать новых пишущих машинок в апартаментах прессы, десять телефонов, четыре цветных телевизора, хорошо укомплектованный бесплатный бар, даже треклятый моджо-тайп.
Тем вечером сплетничали тут больше обычного. Гари Харта вот-вот уволят, на посту менеджера кампании Макговерна его заменит Фрэд Даттон. Сестру Хамфри только что арестовали в Сан-Диего по ордеру, связанному с долгами Губерта по кампании. Маски предлагает Макговерну свою поддержку, если Джордж согласится взять на себя долг в восемьдесят тысяч долларов за его (Маски) кампанию. А вот Крауса нигде не видно… Я постоял немного, стараясь понять, есть ли прок в нескольких жутко беспочвенных слухах о «крутых политиках, которые перехватят всю кампанию Макговерна». Я услышал несколько обрывков, но подлинного ключа к истории не было ни у кого, поэтому я ушел к себе в номер поразмыслить.
* * *
По дороге я наткнулся на Манкевича, который снимал записки и объявления, приколотые к доске за дверью.
– Хочешь, расскажу очень странную историю? – начал я. Он посмотрел на меня настороженно.
– Какую?
– Пойдем. – Я махнул ему, мол, поищем местечко потише.
Там я рассказал, что услышал про полночного авиакурьера Хамфри в Вегасе. Манкевич как будто безразлично разглядывал ковер, но когда я закончил, поднял взгляд.
– Где ты это слышал?
Чуя несомненный интерес, я пожал плечами.
– Ну, я говорил кое с кем в забегаловке под названием «Лузерс», и…
– С Кирби? – рявкнул он.
– Нет. Я пошел туда его искать, но его там не было.
Что было истинной правдой. Незадолго до тою Кирби Джонс, пресс-секретарь Макговерна, сказал, что планирует попозже заглянуть в клуб «Лузерс», потому что Уоррен Битти очень его рекомендовал. Но, когда я зашел туда около полуночи, Кирби не было и в помине.
Манкевича это не удовлетворило.
– Кто там был? Кто-то из наших! Кто именно?
– Никого знакомого. Но как насчет истории с Хамфри? Можешь меня просветить?
– Нет. – Он оглянулся через плечо на внезапные вопли из комнаты прессы. – Когда выходит твой следующий выпуск?
– Во вторник.
– До выборов?
– Да, и пока у меня нет ничегошеньки, о чем стоило бы писать. Но эта история… Звучит завлекательно.
Снова уставившись в пол, он было кивнул, потом затряс головой:
– Послушай. Ты можешь причинить уйму неприятностей, напечатав такое. Они сразу поймут, откуда взялась информация, и выдернут нашего человека.
– Какого человека?
Он посмотрел на меня со слабой улыбкой.
* * *
С этого момента история становится очень скользкой, со многими туманностями и тенями, но суть ее очень проста: по чистой случайности я наткнулся на поистине шпионские страсти. В ней не было ничего злободневного или пригодного для печати, но когда каждые две недели у тебя крайний срок, обычно не волнуешься из-за таких мелочей, как сенсации и достойные события. Если бы тем вечером Манкевич сломался и признался, что он агент красных китайцев, а у Макговерна нет пульса, я не знал бы, как это воспринять, и от напряжения, что надо еще четыре дня, до выхода Rolling Stone в печать, держать при себе эти жуткие новости, скорее всего заперся бы в номере с восьмью бутылками «Дикой индюшки» и всем ибогаином, какой я сумел бы достать.