На гораздо дольше, подумал я. В тот момент я перестал нервничать из-за Фрэнка. В гостиной – между мной и дверью квартиры – назревала огненная буря, поэтому я решил, что пора удалиться за угол и встретиться с Рестрепо в «Кариоке». Фрэнк мне на прощанье широко улыбнулся.
«Во вторник мужчина, который, по словам полиции, нападал на пожилых женщин, был обвинен в одном убийстве и двенадцати грабежах. Фрейзер ДеВайн Браун, сорока четырех лет, шести футов двух дюймов росту, весом двести тридцать футов, бывший помощник шерифа округа Лос-Анджелес, был осужден в том самом зале суда, где когда-то исполнял обязанности судебного пристава. Полиция давно охотилась за мужчиной, который втирался в доверие к престарелым женщинам на автобусных остановках, а позднее нападал на них и грабил. Среди улик против Брауна – предметы, отобранные у жертв под дулом пистолета и найденные в его доме».
Los Angeles Times, 31.03.71
Через несколько часов мы вернулись. Гильермо хотел поговорить с Оскаром о том, как нажать на руководство KMEX-TV, чтобы его (Рестрепо) не снимали с эфира.
– От меня хотят избавиться, – объяснил он. – На меня начали давить на следующий же день после убийства Рубена. На следующий же день, мать их!
Мы сидели на полу в гостиной. Над домом пролетел вертолет с огромным прожектором, ничего не освещавшим и служившим только одной цели: заставить чиканос кипеть от ярости.
– Сволочи! – пробормотал Акоста. – Только посмотри на эту хрень!
Все вышли во двор и уставились на чудовищную машину. Ее никак нельзя было игнорировать. Мало того что она шумела, но шарящий по дворам прожектор настольно явно нарушал спокойствие района, что трудно было понять, как копы собираются отбрехиваться от столь очевидной провокации.
– Ну вот скажи мне, – продолжал Акоста, – почему они это делают? Зачем? Ты думаешь, они не знают, как нас это заводит?
– Еще как знают, – отозвался Рестперо. Когда мы вернулись в дом, он закурил. – Слушай, мне в день до пятнадцати человек звонит, кто желает рассказать, чего натерпелись от полиции. Жуткие истории. Я уже полтора года их слышу, каждый гребаный день – и самое смешное, что раньше я им не верил. Во всяком случае, до конца. Нет, я не считал, что они лгут, думал, просто преувеличивают.
Он замолк, обводя взглядом комнату, но никто не отозвался. Рестрепо тут не слишком доверяли, он ведь принадлежал к истеблишменту, как и его друг Рубен Салазар, который стал своего рода мостиком через этот провал.
– Но с самой гибели Рубена, – продолжал Рестрепо, -еще как верю. Это правда. Я это сознаю. Но что я могу? – Он нервно пожал плечами, сознавая, что его аудитория давным-давно сделала это открытие. – Всего лишь позавчера мне позвонил один человек и сказал, что копы убили его кузена в тюрьме. Кузен был гомосексуалистом, молодым чикано, ничего политического, а в отчете полиции значится, что он повесился в камере. Самоубийство. Я проверил. И, черт, меня от них тошнит. Весь труп в синяках, по всему телу черные и синие отметины, а на лбу аж шестнадцать швов. В полицейском отчете значится, что он пытался сбежать, поэтому его пришлось нейтрализовать. В больнице его зашили, но когда вернули в тюрьму, смотритель, или надзиратель, или как он там называется не принял парня назад, так сильно у него шла кровь. Поэтому его отвезли в больницу и заставили врача подписать какую-то бумагу, мол, его можно возвращать в камеру. Но его пришлось нести. Нести! А на следующий день сделали фотографию, где он свисает с верхней койки, а на шее у него завязана его собственная рубаха. Вы в это верите? Я нет. Но, скажите мне, что мне делать? Где искать правду? Кого спрашивать? Шерифа? Черт, да без железных доказательств я не могу выйти в эфир с историей о том, как копы убили парня в тюрьме! Господи Иисусе, мы же все знаем\ Но знать мало. Вы это понимаете? Вы понимаете, почему я не показал историю по телевидению?
Акоста кивнул. Как юрист он прекрасно понимал: будь то в эфире, или в печати, или в зале суда доказательства необходимы. Но Фрэнк смотрел недоверчиво: прихлебывал из кварты сладкого «Кей Ларго» и, по сути, даже не знал, кто такой Рестрепо.
– Прости, чел, – сказал он раньше. – Я не смотрю новости по телику.
Акоста поморщился. Он-то все читает и все смотрит. Но большинство тех, кто его окружает, думают, что новости – по телевидению или радио, в газетах или еще где – очередной гнилой трюк gabacho. Такая же ерунда, как и все остальное. Для них «новости» – чистой воды пропаганда, оплаченная рекламодателями.
– Кто оплачивает эту хрень? – спрашивают они. – Кто за этим стоит?
* * *