Большая охота на акул

Каждому наблюдателю в утренней смене выдали портативный диктофон с микрофоном – его полагалось совать под нос любому наблюдателю враждебной стороны, который задал бы вопросы касательно чего бы то ни было, кроме разрешенных законом: имя, возраст, место жительства. Никаких других задавать было нельзя – под угрозой наказания по малоизвестному закону о выборах «о необоснованном отказе в допуске к урне», мелкое преддверье к гораздо более серьезному обвинению в «запугивании избирателя».

А поскольку единственный, кто действительно грозил запугать избирателей, был мэр, мы решили как можно скорее довести дело до конфронтации на избирательном участке № 1, где, по словам Баггси, он лично собирался отстоять первую смену наблюдателей от оппозиции. Если гады хотят конфронтации, они ее получат.

Избирательный участок № 1 располагался в фойе гостиницы под названием «Крестхаус», принадлежавшей старому швейцарскому нацисту, который называл себя Гвидо Мейер. Мартин Борман бежал в Бразилию, а Мейер явился в Аспен -через несколько дней после конца Второй мировой – и с тех самых пор всю энергию (включая два полных срока в должности городского магистрата) тратил на сведение счетов со страной-победительницей, выдаивая туристов и добиваясь, чтобы арестовывали молодых (и бедных).

Поэтому Гвидо жадно наблюдал, как за десять минут до семи мэр осторожно въезжал на стоянку, ведя свой «порше» буквально сквозь строй готовых к схватке людей Эдвардса. Мы собрали полдюжины самых завшивевших законных избирателей, каких только смогли раскопать, и когда мэр прибыл, наши чудики были готовы исполнить свой долг. За ними притаились в своем «фольксвагене» за кофейным автоматов еще с десяток крупных и бородатых избирателей, так настроенных побузить, что всю ночь накануне мастерили бичи из цепей и накачивались стимуляторами, чтобы не растерять запала.

На лице Баггси читался ужас. Впервые за свое долгое знакомство с препаратами он столкнулся с бандой непассивных суперагрессивных наркошей. Что на них нашло? Почему у них взгляды такие безумные? И почему они орут:

– Тебе конец, Баггси! Мы тебя вздуем! Твоя песенка спета! Мы из твоей задницы сделаем барабан!

Кто они такие? Сплошь неместные? Какая-то банда байкеров или амфетаминщиков из Сан-Франциско? Да, не иначе сволочь Эдвардс приволок свору ублюдков. Но потом он присмотрелся… и в стоявшем во главе группы узнал своего бывшего собутыльника Брэда Рида, владельца гончарной лавки и известного фаната оружия, который улыбался себе в бороду и черную бандану. Ничего не говорил, только ухмылялся…

Господи всемогущий, он ведь и всех остальных тоже знает… Вот Дон Дэвидсон, бухгалтер, чисто выбритый и с. виду нормальный, в элегантной бродовой парке, только почему-то не улыбается. А вот две пышные блондинки, знакомые, он встретил их случайно в другой, более дружественной обстановке. Что они делают тут на рассвете с этой разъяренной сворой?

И правда, что? Он засеменил было в отель поздороваться с Гвидо, но по пути наткнулся на Тома Бентона, волосатого художника и известного радикала. Бентон улыбнулся как крокодил и, размахивая черным микрофончиком, сказал:

– Дробро пожаловать, Баггси. Вы опоздали. Избиратели . ждут снаружи. А, вы уже их видели! И как они настроены? Если вам интересно, что я тут делаю, то я наблюдатель за выборами со стороны Джо Эдвардса, а эта хреновина у меня, чтобы записывать каждое ваше слово, когда вы начнете совершать уголовное преступление, давя на избирателей.

Стычку мэр проиграл с ходу. Одним из первых очевидных избирателей, пришедших голосовать за Эдвардса, был светловолосый парнишка лет семнадцати с виду. Баггси затараторил какой-то вздор, а Бентон надвинулся с микрофоном. Но не успел Том вмешаться, парнишка рявкнул на мэра:

– Отвали, Баггси! Вот и подумай, сколько мне лет. Я закон знаю! Я не обязан перед тобой отчитываться! Ты покойник, Баггси! Убирайся с моей дроги. Я готов проголосовать!

Следующей неприятностью для мэра стала встреча с увесистой щербозубой девахой, одетой в мешковатую серую футболку без бюстгальтера. Кто-то привел ее на выборы, но возле здания отеля она заплакала, даже затряслась от страха и отказалась зайти внутрь. Нам нельзя было приближаться к двери больше чем на сто футов, но зато удалось связаться с Бентоном, и он проводил девушку внутрь. Невзирая на протесты Баггси, она проголосовала, а когда вышла, то ухмылялась, словно собственными руками принесла Эдвардсу победу.