Большая охота на акул (The Great Shark Hunt)

Пэт Пэттерсон, пугающе добросовестный телохранитель Али, не чурался делать обходы коридоров и хватал все, что движется, способное потревожить сон Али. Уже шла подготовка к ответному матчу со Спинксом, и задачей Пэттерсона было позаботиться, чтобы Чемп со звериной серьезностью относился к новой программе тренировок.

– Не беспокойся, – сказал я. – Просто хочу подняться в номер и надеть дамские трусики. Мне в них будет гораздо комфортнее.

Раскаты хохота вырвались за мной в коридор, когда я сиганул к черной лестнице, зная, что двигаться надо быстро, не то мне ни за что не вернуться в тот номер, будь то сегодня или завтра.

Но я знал, что мне нужно, и знал, где у меня в парашютном ранце оно лежит: да, поразительно гадостная, с настоящими волосами семидесятипятидолларовая киношная маска Красного Дьявола, закрывающая голову целиком. Вещица настолько реалистичная и уродливая, что я по сей день недоумеваю, какая извращенная прихоть подтолкнула меня вообще захватить из дома эту дрянь, не говоря уже о том, чтобы пройтись в ней по коридорам отеля «Парк-лейн» до номера Мухаммеда Али в такой безбожный час.

* * *

Три минуты спустя я стоял под дверью 904-го, молния на маске была застегнута, край маски я заправил за воротник рубашки. Постучав дважды, я, когда Бундини открыл, прыгнул в комнату с дурацким воплем:

– СМЕРТЬ СТРАННОСТЯМ!

Пару секунд в номере царила полнейшая тишина, которая потом взорвалась бурным смехом, пока я отплясывал, курил и пил через резиновый рот и нес любую чепуху, которая приходила мне в голову.

Едва я увидел выражение лица Мухаммеда Али, как понял, что маска в Вуди-Крик не вернется. Глаза у него загорелись, словно он увидел игрушку, которую хотел всю жизнь, и он едва не ринулся за ней.

– Ладно, – сказал я, снимая маску и бросая ее на кровать. – Она твоя, дружище. Но послушай старика, не все сочтут ее такой уж смешной.

(«Особенно чернокожие, – сказал мне позднее Конрад. – Господи, меня едва кондрашка не хватила, когда ты ворвался в этой маске. Ты ох как испытывал судьбу».)

Али тут же надел маску и только начал кривляться перед зеркалом, когда… О боги, мы застыли, когда раздался чопорный стук в дверь, а за ним голос Пэта Пэттерсона:

– Открывайте! Что, черт побери, у вас происходит?

Я метнулся в ванную, но меня обогнал Бундини. Али, как был в маске, нырнул под покрывало, а Конрад встал открыть дверь.

Все произошло так быстро, что каждый из нас просто замер на своем месте, когда Пэттерсон ворвался, как Дик Бут-кус, взявший кровавый след… и вот тут-то Мухаммед с диким криком и в ядерном облаке разлетающихся простыней соскочил с кровати и выбросил длинную коричневую"руку с указательным пальцем – точь-в-точь шокер для скота самого Сатаны – прямо в лицо Пэтту Пэттерсону.

Вот это, ребята, было мгновение, которое мне бы не хотелось пережить дважды. Думаю, нам всем повезло, что Пэттерсон не схватился за оружие и не пристрелил Мухаммеда в приступе помешательства до того,’как узнал тело ниже маски.

Доля секунды, но всем нам показалось бы много дольше, если бы Али не разразился раскатистым смехом при виде физиономии Пэта Пэттерсона. И хотя Пэт быстро оправился, улыбка, которую он, наконец, выдавил, была определенно кислой.

Проблема, кажется, заключалась не столько в самой маске или в шоке, какой испытал Пэт, а в том, почему она вообще была на Чемпе. Откуда она взялась? И почему? Времена были серьезные, но такая сцена могла иметь серьезные и зловещие последствия, – особенно если учесть, что Али так радовался новой игрушке, что еще десять-пятнадцать минут ее не снимал, озирал через прорези комнату и без тени улыбки говорил, что обязательно наденет ее завтра на шоу Дика Каветта.

– Это новый я, – возвестил он нам. – Завтра войду в ней в телестудию и скажу Каветту, что пообещал Веронике не снимать ее, пока не отвоюю назад титул. Буду носить ее вообще везде, даже когда пойду на ринг со Спинксом! – Расхохотавшись, он ткнул пальцем в свое отражение в зеркале. – Да! – хохотнул он. – Если раньше меня считали сумасшедшим, так это были еще цветочки.

В тот момент я сам понимал, что немного не в себе, и вскоре укоризненная мина Пэттерсона подсказала, что пора уходить.

– О’кей, босс, – сказал на прощанье Али. – Завтра будем посерьезнее, идет? В девять утра. Позавтракаем и возьмемся совсем всерьез.

Согласившись, я пошел к себе наверх покурить по-человечески.

Мухаммед говорит… Вторая попытка Спинкса… Хиппи в штиблетах… Трижды великий всех времен…

На следующий день я встал в половине девятого, но когда позвонил в люкс Али, Вероника сказала, мол, он с семи на ногах и «слоняется где-то внизу».