Конечно, в одиночку убить Матку Священной Дичи, было под силу далеко не каждому рядовому воину, тем не менее, Сумрак уже достиг того возраста, когда следовало решаться. Его отец принес его матери первую голову Королевы в пятьдесят с небольшим; Пустошь, припоминая как-то свое первое сражение с Маткой, говорил, что ему на тот момент исполнилось сорок пять — ну, Пустошь в принципе был очень крупным самцом и искусным воином, так что вряд ли ему стоило большого труда завалить эту махину… Гнев, как поговаривали, на Матку впервые пошел почти в шестьдесят, но, зато, сразу крайне успешно. Самому же Сумраку в этом году должно было стукнуть сорок восемь, и, если судить со стороны, то он представлял собой некий середнячок среди охотников, даром что имел обыкновение в самое пекло лезть, а потому и шансы имел средние — не совсем большие, но и не мизерные.
Сына Грозы немало отличали от других охотников многочисленные сплетни, блуждающие за его спиной и связанные с его слегка нетипичным поведением, а так же нестандартной историей появления на «Изверге». Сумрак потому и не вписался как следует в клан, что поступил в него, уже будучи взрослым самцом со статусом Кровавого. Ранг прежних новобранцев всегда рос на глазах старших сородичей, и уважение к каждому молодому самцу со стороны других воинов ковалось постепенно, от Охоты к Охоте, воспринять же новичка, пришедшего состоявшимся охотником, но неизвестно как и неизвестно где принявшего Посвящение, а потом в течение более, чем десятка лет совершавшего победы, о которых никто из клана Гнева не был осведомлен, старшим самцам было психологически трудно. Поначалу они пытались притеснять Сумрака, давая понять, что он, хоть и Кровавый по прошлым деяниям, но тут-то пока что просто никто, однако сын Грозы быстро поставил агрессоров на место и продолжил свое обособленное, если не сказать, замкнутое существование в рядах клана, ни перед кем, кроме Вожака, и впредь о своих победах не отчитываясь.
Тем не менее, если было отбросить все эти нюансы и взглянуть на Сумрака не предвзято, то он ничем особым не отличался от любого другого молодого охотника. Он являлся довольно крупным самцом, но встречались и крупнее его; он был искусен в бою, но бывали и те, кто в чем-то его намного превосходил. Сумрак и с виду не выделялся среди сородичей вообще ничем: ни каким-то особым цветом шкуры, ни рельефным телосложением, ни длиной гривы, ни мощностью челюстей… Пожалуй, он, разве что, был поумнее некоторых собратьев, но, его ум не относился к чертам, сразу бросающимся в глаза, тем более, что сын Грозы не пытался щеголять своим интеллектом при каждой удобной возможности, чаще оставляя свое мнение при себе, чем ввязываясь в какие-то общие обсуждения.
Таким образом, претендуя на уничтожение Матки, абсолютно среднестатистический Сумрак бросал вызов многим. И он прекрасно осознавал, что в случае его поражения эти многие позлорадствуют, а в случае победы лишь часть сородичей примет его достижения и повышение в статусе, другая же часть имеет все шансы просто его возненавидеть… Впрочем, для самого воина важно было лишь одно: как на его возможный триумф отреагируют Вожак, отец и самки, все остальное не имело значения.
Победу над Королевой он уже давно решил посвятить Прорве, а после того, как она помогла ему избежать позорной участи, у Сумрака даже альтернативы не оставалось. Конечно, главное место в его сердце занимала Греза, но были общие правила, согласно которым этой самочке волей-неволей предстояло ближайшие годы провести на второстепенном положении. Да, Прорва не была любимой женой, но была Главной, и все привилегии полагались именно ей: лучшие трофеи, добытые в ее честь, интим по первому зову и в том объеме, в каком прикажет Госпожа, да и прочее исполнение всех женских прихотей… Тем не менее, это место принадлежало Прорве по праву. Она имела достаточный опыт для управления гаремом, обладала значительным влиянием в обществе и могла защитить других самок в отсутствие самца. Да, что там, она даже своего самца умудрилась защитить… Хоть это и не укладывалось ни в какие рамки. Сумрак не любил Прорву, но был благодарен ей и признавал ее авторитет. Она немало потрепала в Сезон его нервы и его шкуру, демонстрируя смесь потребительского отношения со снисхождением, да только, учитывая их разницу в возрасте, самка вполне могла себе такое позволить. Заставить же Прорву начать признавать главенство самца, заведомо слабее и младше ее, могли только громкие победы, первосортные трофеи и повышение статуса последнего, а как следствие объемные финансовые вложения в гарем. Но в том-то и заключалась ирония, что без гарема Сумрак не смог бы оставить при себе Грезу, а без повышения ранга не смог бы вернуть ей утраченных преимуществ. Вот так и получалось: чтобы быть с любимой, приходилось сперва ублажить во всем нелюбимую и рискнуть жизнью, возможно, не раз и не два…