Позднее в тот же вечер, после того как все прошлись по музею, а потом отпраздновали его открытие на банкете, Томас попросил меня снова отвезти его в музей. Теперь он был пуст, единственными источниками освещения оставалась точечная подсветка для каждой экспозиции.
Мы, не торопясь, останавливались у экспонатов, Томас читал пояснения, проникаясь эмоциями. В музее было тихо, и у меня возникло впечатление, что Томас прощается.
В спешке этого дня, среди толп людей у меня не было возможности прочесть еще одну надпись на панели рядом с входной дверью. Теперь мы остановились возле нее. Пояснительная табличка была проста: «Вот чему вы меня научили». Это было последнее напутствие Томаса Дерейла собратьям-попутчикам. Под ним стояла дата шестинедельной давности.
Томас тихо заговорил:
– Когда я узнал, что умираю, я написал это и попросил Керри раздать всем нашим людям. Я хотел что-то оставить им. Надеюсь, этого было достаточно.
Я начал внимательно читать каждое слово.
Закончив читать, я положил руку на плечо Томаса.
– Это прекрасно, Томас… Это идеально.
Томас сунул руку в карман рубашки и вытащил упаковку клейких листочков.
– Старая привычка, – улыбнулся он, вынул ручку и стал писать.
– Пора идти, Джо.
Прежде чем я покатил коляску к выходу, он оторвал верхний листочек и приклеил его под панелью.
Эпилог
Через пять дней Томас Дерейл скончался. Я лишился друга и наставника, и все мы потеряли величайшего руководителя в мире.
В последующие дни я впал в глубокую депрессию. Я знал, что Томас не хотел бы этого. Но я тосковал по нему. Просто тосковал.
Почти через два месяца после его смерти мне доставили маленькую посылку. Внутри оказалась записка от Мэгги и небольшой сверток.
К записке Мэгги был приклеен конверт. Внутри я нашел открытку: