Большая починка

Женька подошел к дому, ткнулся в калитку и замер, как пловец перед прыжком в воду. В следующую минуту он со всех ног несся по улице, размахивая портфелем, как маятником… На калитке был знак — морской якорь. Знак брата, бывшего моряка. Римская тройка в якорном ушке означала, что брат Женька позарез нужен брату Борису и должен найти его немедленно и где бы то ни было. Рабочий день. Где же еще, как не на работе? И Женька Орлов побежал на почту, где брат Борис работал бригадиром телефонистов.

Бежал на почту, а попал на птичник: пищат цыплята, долбят дятлы… Ну, Женька — не редкий гость, сразу разобрался что к чему: цыплята — азбука морзе, дятлы — буквопечатающие аппараты. Интересно послушать, да не до этого. За стеклянной перегородкой на высоком, как трон, кресле — брат Борис. То вздымается, как опара, то опадает. Его, Женьку, выглядывает из-за стола. Ну вот он и пришел. Почему же старший брат не рад младшему? Почему не весел, хмур, угрюм?

— Отец, — старший брат никогда не зовет папу папой, хотя вырос при нем, только — «отец». — Отец кому-то звонил.

Женька молча кивнул, ожидая продолжения…

— Чужой разговор… тайна… Но, считай, не я — служба — слышал. Другой кто. Отец на весь Зарецк гремел, хоть и оглядывался, когда в трубку кричал. Охотников на зверя вызывал. Да какой в наших лесах зверь… — Борис пожал плечами.

Женька похолодел. Он-то знал какой: Лялькин лось, папина фотодобыча. Они оба тогда Ляльку видели. Ляльку и Лялькиного лося. Но только порознь. Папа с одной «точки зрения», он, Женька, с другой. Потому что каждый сам по себе в лес ходил. Он, Женька, — по грибы, папа — на фотоохоту. О том, что видел, Женька никому не сказал. В последнее время ничем с домашними не делился. Папа тоже никому ничего не сказал. Отпечатал снимки и молча спрятал. Женька нашел и взял один, чтобы проучить Ляльку-активистку… Непонятно, почему папа ничего не сказал? Обычно молчит, когда фотоохота бывает неудачной. А тут лось! Таким зверем — и не похвастаться! Непонятно и другое: к чему брат Борис клонит? Если папу-браконьера ловить приглашает — напрасный труд. Он, Женька, хоть и знает, что охота в Зарецких лесах запрещена, все равно папу ловить не пойдет: родной. А Борис пусть знает, он, Женька, папу даже предупредит. Поймают папу, им же хуже будет: маме и ему. «На одни штрафы работаем», — ворчит мама. А лось не одним штрафом пахнет. За лося засудить могут. Сам пропадет, и они вместе с ним — мама и он.

Женька отвернулся и украдкой смахнул набежавшую слезу. Жизнь без папы представлялась невероятной. Он почти со злостью посмотрел на брата Бориса. Ну чего тянет? Или еще не придумал, как поймать папу-браконьера?

— Знать бы, какой зверь, — сказал Борис.

— А что? — насторожился Женька.

— Письмо в газету: редкий зверь в Зарецких лесах. Просим взять под охрану… Не посмел бы папаша.

Женька с благодарностью посмотрел на брата. Вон он какой, оказывается. А он о нем…

— Лось, — сказал Женька.

— Что, лось? — не понял Борис.

— Лось — зверь, — сказал Женька.

Борис соскочил с трона-кресла и сразу стал маленьким.

— Ты откуда знаешь?

Женька рассказал.

— Значит, письмо в газету?

— Да. А напишет кто?

— Ты и напишешь.

Женька пристально посмотрел на брата: не так уж он добр, как показалось: против папы учит.

— Я?

— Ты.

Женька очутился между двух огней. Откажешься — брат трусом сочтет. Согласишься — папе насолишь. Неужели нет лазейки? Есть.

— Ладно, — сказал он, — напишу. Под псевдонимом.

Борис усмехнулся.

— На свое имя смелости не хватает?

Женька разозлился: да, не хватает, не всякий может против своих идти, а папа своего своевей. Но вслух ничего не сказал. Однако брат, наверное, догадался. Успокоил:

— Не прицельным по папаше ударим, предупредительным. Ему наш огонь на пользу.

У бывшего моряка и слова морские. Морские не морские, а правильные.

— Ладно, — сказал Женька, — я подпишусь.

И он подписался. Под письмом, которое вскоре появилось в «Зарецком рабочем», стояла Женькина фамилия и его полный титул: «Начальник пионерского лесничества зоны пионерского действия «Восток-1».

Письму предшествовали следующие удивительные события. Вернувшись от брата домой, Женька нашел в ящике для писем фронтовой «треугольник». Сердце у него тревожно забилось. Такие «треугольники» получали те, кого срочно хотел видеть совет дружины. Женька распечатал и прочитал: «Вызов. 18.25. Совет дружины». Ясно, сегодня, в 18 часов 25 минут, но зачем? Если опять по «грачиному делу», лучше не ходить, взорвется и назло всем еще что-нибудь выкинет. Хватит с него одной казни — желтого флажка над зоной. А больше не надо. Больше — хуже. Если все против него, то и он против всех. Ему, Женьке, когда он еще маленьким был, мама за что-то отказала в ласке. Маленькие наказания не понимают. Он, Женька, тоже не понял, обиделся и стал искать ласки у папы. Но и папа его прогнал. Тогда он, Женька, решил, что никто его в доме не любит, и «пошел против всех»: сел в автобус и уехал неизвестно куда. Мама весь Зарецк обегала, пока нашла.