— Это правда, — сказал Желина. — Но мне не хотелось бы вас затруднять. Я видел, в деревне есть бистро…
— Может быть, лучше побеседовать в более приватной обстановке, — заметил Арман, провожая гостя на кухню, где нарезал свежий хлеб из бакалеи Сары, а Желина помог ему поджарить сэндвичи с уткой, сыром бри и конфитюром.
— У вас очень заботливая жена, месье, — заметил Желина, стоя с Гамашем на кухне бок обок. — И не только из-за хорька…
— Щенка.
— Вы счастливый человек. Мне этого так не хватает.
— Не хватает луж возле входной двери?
— А хотя бы и луж, — Поль Желина посмотрел на нарезаемые сэндвичи. — Моя жена была совсем как мадам Гамаш. Всегда тащила домой бродяжек. Животных. Людей. — Руки Желины замерли и он озадаченно хмыкнул. — Она умерла три года назад. Временами кажется, что она ушла навсегда. А временами я все еще чувствую аромат ее духов, слышу ее шаги, и поднимаю глаза в ожидании, что увижу ее. А потом вспоминаю.
— Соболезную, — сказал Арман.
— После её смерти, как только мне предложили место в посольстве, я перебрался в Париж. Мне нужно было уехать. Сменить обстановку. Вернулся я несколько месяцев назад.
— Помогло? — спросил Гамаш. — Париж, я имею в виду?
— Уже не так больно, — улыбнувшись, ответил Желина.
Гамаш улыбнулся в ответ, кивнул и перевернул сэндвичи на противне. Говорить какие-то пустые, банальные слова ему не хотелось.
У Поля Желины, ровесника Гамаша, имелся свой персональный ад.
Но Гамаш знал и ещё кое-что.
Зама комиссара Желину пригласили в Париж не для раздачи канапе на дипломатических вечеринках, отнюдь. Этот человек работал в разведке. Он совершенно точно несколько последних лет был шпионом.
И вот он здесь. Задействован в расследовании, чтобы шпионить за ними.
— У вас очень красивый дом, месье, — сказал Желина, когда они перенесли сэндвичи на обеденный стол. — Академия Сюртэ, должно быть, чем-то сильно для вас привлекательна, раз вы променяли на неё жизнь здесь.
Гость вёл светскую беседу. Но обоим было ясно — несмотря на дипломатичность, начинался серьезный разговор.
— Я оставил спокойную жизнь, потому что должен был очистить Академию от грязи, — сказал Гамаш. — Подозреваю, вам это отлично известно.
Откусив добрый кусок сэндвича, Жилена одобрительно кивнул.
— Вкусно, — проговорил он, жуя, потом, проглотив кусок, продолжил: — Иногда, в попытке вычистить грязь, мы приносим грязь еще большую. И всё становится ещё хуже.
Гамаш отложил свой сэндвич и через стол посмотрел на офицера КККП.
— К чему вы клоните?
— Полагаю, вы готовы на всё, чтобы защитить свой дом, свою семью.
Жилена осмотрел кухню, потом развернулся в сторону камина и уютных кресел у окна, выходящего на деревенский луг.
— Мы говорим о смерти Сержа ЛеДюка или о чём-то другом? — спросил Гамаш.
— О, мы совсем не отошли от темы. Академия Сюртэ есть продолжение вашего дома, не так ли? А кадеты это ваша семья, как и отдел по расследованию убийств когда-то. Вы человек с охранными инстинктами. Забота как дар божий. Но, как и любой божий дар, это одновременно и проклятие.
Теперь и Желина аккуратно и с некоторым сожалением, опустил свой сэндвич на тарелку.
— Мне это отлично известно.
— И что же вам известно?
— Мне хорошо известно, как это больно, когда тот, кого мы опекаем, умирает или находится под угрозой.
— Я не опекал Сержа ЛеДюка.
Заместитель комиссара Желина улыбался.
— Я не имел в виду ЛеДюка. Я слышал, тот был неприятным типом.
— За Академию я беспокоюсь, это правда, — сказал Гамаш. — Но это же учреждение. Если завтра Академия исчезнет, мне будет жаль, но в Париж я не поеду.
Желина кивнул и хмыкнул:
— Простите, вы намеренно стоите из себя простака, коммандер? Под Академией я подразумеваю кадетов. Юношей и девушек из плоти и крови, находящихся под вашей ответственностью. Пока за Академию отвечал ЛеДюк, случались должностные преступления, незаконное присвоение средств. Возможно даже злоупотребление служебным положением. Слухи, знаете ли. Но вы на должности всего несколько месяцев, а уже произошло убийство.
— Стало хуже? Именно это вы пытаетесь сказать?
— Я просто спрашиваю. Я следил за вашей карьерой, коммандер Гамаш. И знаю, на что вы способны. Поверьте, я отношусь к вам с большим почтением, уважаю ваш выбор. Взяться за то, чего другие не смогли. Я открываю вам всё это только из уважения. Вы должны знать, зачем я здесь.
— Я знаю, — сказал Гамаш. — Вы здесь не ради расследования убийства профессора ЛеДюка, вы здесь ради того, чтобы расследовать меня.
— И есть причина, не так ли? Кто с самого начала был против ЛеДюка?
— Но я даже оставил его на должности. А мог бы уволить.
— А вот это само по себе подозрительно, месье, — Желина промокнул рот салфеткой, аккуратно положил её на стол.
— Вы были откровенны со мной, — сказал Гамаш. — Теперь позвольте мне быть столь же откровенным с вами. Я терпеть не мог ЛеДюка, но не убивал его. А здесь вы потому, что я просил прислать именно вас.
Впервые с момента их встречи Желина выказал удивление.
— Именно меня?