Клара всё смотрела и смотрела на фотографию, на молодых мужчин, на молодые деревья, на свой дом, совершенно не изменившийся с задней стороны.
Может, они выросли в этом доме. И те телеграммы доставляли сюда. И они выпадали из материнских рук на каменный пол, одна за другой. Множась, кружась в урагане горя.
С прискорбием сообщаем вам …
Может, поэтому её коттедж всегда был таким успокаивающим. Потому что он служил утешением безутешному.
Клара опустила фото на диван рядом с собой и вернулась к работе по разбору коробок, по поиску ребят, изображенных на витраже.
Фото за фото, сплошь поля грязи на месте разбомбленных французских и бельгийских деревушек, исчезнувших с лица земли, превратившихся в траву на бескрайних просторах.
— Помочь? — предложил Арман, переодевшись после возвращения из Академии и перед походом в бистро.
Он обращался к Рейн-Мари, но та промолчала, уставившись в обувную коробку у себя на коленях. Он наклонился и заглянул в коробку.
Телеграммы.
— Посмотрите-ка, — сказал Габри, нарушив тишину. Он держал компас, поворачивая его так и этак. — Никогда не умел пользоваться такими штуками.
— Потерянный мальчик, да и только, — прокомментировала Мирна, и Рут хрюкнула от удовольствия. Или из-за оливки, попавшей в ноздрю.
— Тебе бы надо заняться ориентированием, — посоветовал Гамаш, когда Габри отдал ему компас.
— Я вполне удовлетворён своей ориентацией, спасибо, — заявил Габри.
Стекло компаса было разбито, но при повороте стрелка указывала на север.
— Когда ты закончишь играться, Клюзо, сходи, проведай свою молодежь, — посоветовала Рут. — Они в бистро. Им нужно с тобой поговорить.
— Можем мы пойти? — спросил Гамаш Желину.
— Немного скотча возле камина — звучит хорошо, — кивнул тот.
Придя в бистро, Гамаш махнул Оливье, заказав виски, потом они с Желиной прошествовали по залу к кадетам. Подойдя, Гамаш попросил вскочивших им навстречу ребят сесть.
— Рут сказала, что вам нужно со мной поговорить, — он пригладил волосы и сел. — Что-то случилось?
Четверка кадетов выглядела расстроено. Двое были бледны, двое раскраснелись.
— Мы просто поспорили, — объяснила Хуэйфэнь. — Впрочем, как обычно.
— О чём спорили? — спросил Желина, усевшись.
— Эти двое нашли Стропила-для-Кровли, или
— Да какая разница, — возмутился Жак. — Там всё равно ничего нет кроме снега. И кленового сиропа.
— Сока, — поправил его Натэниел. — И там есть кое-что ещё.
— Что вы нашли? — спросил Гамаш после того, как поблагодарил Оливье за принесённый скотч.
— Кладбище, — голос Натэниела теперь зазвенел от нетерпения, глаза заблестели.
— Оно, конечно, заросло, — сказала Амелия. — Но всё ещё там.
— И? — потопил их Гамаш.
Натэниел покачал головой.
— Энтони Тюркотта там нет.
— Вообще нет Тюркоттов, — добавила Амелия.
Гамаш, удивившись, откинулся на спинку. Задумался.
— Но разве человек из бюро по топонимике не говорил, что Тюркотт похоронен там?
— Да. Об этом упоминается и в Энциклопедии Канады.
Гамаш снова подался вперёд, сложив локти на стол, сцепил руки и подпёр ими подбородок. И уставился в темноту, на снежный вихрь, клубящийся за окном в лучах света из бистро.
— Может, надгробный камень упал или вообще ушёл в землю? — наконец спросил он.
— Может быть, — признала Амелия. — Но это не очень большое кладбище и большинство камней очень просто отыскать. Можем завтра туда вернуться и посмотреть ещё раз.
— К чему это? — спросил Жак. — Ему просто нужно нас чем-то занять. Разве вы не видите? Как это вообще может быть важно? К тому же, он теперь даже не в следственной команде.
— А ты пока не офицер Сюртэ, — отрезал Гамаш. — Ты курсант, а я твой коммандер. Будешь делать, как я скажу. Вы исчерпали моё терпение, молодой человек. Единственной причиной, по которой я терплю подобное несоблюдение субординации, это только потому, что понимаю, что кто-то морочил вам голову. Наговорил всякой лжи.
— А вы решили меня перевоспитать, что ли? — вопросил Жак.
— Да, именно так. Ты почти выпускник. А дальше что?
— Стану офицером Сюртэ.
— Станешь ли? В Академии многое изменилось, а ты не изменился совсем. Ты застрял. Застыл. Даже закостенел, — Гамаш понизил голос, хотя соседним столикам было отлично слышно. — Настало время, Жак — или ты движешься вперед, или нет.
— Вы же понятия не имеете, кто я. И что я сделал, — зашипел Жак.
— Что ты сделал? — спросил Гамаш, не сводя с юноши глаз. — Скажи сейчас.
Хуэйфэнь дотронулась до Жака. Жесть был предостерегающий. Снова. Почти невесомый жест, но Гамаш заметил.
Момент, когда Жак готов был что-то сказать, миновал.
Гамаш посмотрел на Хуэйфэнь, потом повернулся к Натэниелу и Амелии.
— Вы хорошо поработали.
— Что нам делать дальше? — спросил Натэниел.
— Дальше вы идёте к нам на ужин, — сказал Гамаш, поднимаясь. — Вы же, наверное, проголодались.
— Мы тоже? — спросила Хуэйфэнь и они с Жаком тоже поднялись.
Коммандер неласково им кивнул и отправился к деревянной стойке, чтобы расплатиться за кадетов, за выпивку и пригласить Оливье присоединиться к остальным.
— Как ты? — спросила Анни.