Большая родня

И каково же было удивление Данько, когда однажды, сидя перед подсыпанными решетами и радостно прислушиваясь к потрескиванию и писку оживающей скорлупы, он увидел, что, вместо нежного желтого шарика-гусенка, над гусыней высоко встал клювастый аистенок. Выбрасывая ногу, он, мокрый и худющий, шагнул перед обеспокоенной гусыней и неуверенно замаршировал по хате.

Разъяренный Данько быстро понял, чья это затея. С дубиной бросился искать наймита, но нигде не нашел его: Степан подался на заработки в другое село.

Потом, в революцию, когда Степан пришел отрезать землю у Данько, тот чуть не в ноги бросился ему:

— Степан, неужели у тебя поднимется рука на мое добро? Я же твою мать от смерти яйцами спас…

Закрывал собрание Свирид Яковлевич. Говоря о новой жизни, он, сам того не замечая, разволновался, и голос его искренним отзвуком зазвенел в крестьянских сердцах, в особенности в сердцах молодых.

— В чем наше будущее, товарищи? Только в коллективе. Это единственно правильный путь, начерченный великими нашими учителями — Лениным и Сталиным. Пусть каждый из вас навсегда запомнит эти слова Владимира Ильича: «Если мы будем сидеть по-старому в мелких хозяйствах, хоть и свободными гражданами на свободной земле, нам все равно угрожает неминуемая гибель…» А мы же не те хлипкие дети, которые погибели хотят. Мы растем так, что аж косточки похрустывают. Растем на зло врагам. Вот возьму я комсомолку Софью Кушнир. Спросите у нее, захочет ли она весь свой век, все свое здоровье Варчуку продать, как продала детство и первые годы молодости?.. Мне один бой с петлюровцами вспоминается… Ранней зимой нам надо было форсировать Буг, чтобы неожиданно напасть на врагов. Речка только-только ледком взялась — еще молодая она, гнется, как бумага. Не то что пройти — проползти нельзя. Вот мы и сговорились: кто провалится — пусть молча тонет, так как все равно спасти не сможем. Ночью поползли к тому берегу. И вот, с болью в груди, слышишь — это там, то тут лед треснет, забулькает вода… И хоть бы тебе слово вырвалось. Молча шли на дно наши братья. Ну, после этого мы от петлюровцев и мокрого места не оставили… Так неужели наилучшие сыны родины погибали для того, чтобы теперь их дети у кулаков свою жизнь губили? Не для этого, товарищи. А для того, чтобы над Бугом, чтобы всюду наше счастье ходило. Чтобы всюду новые здания в молодых садах закрасовались, чтобы вечера наши электричеством переливались, чтобы дети наши в университетах учились, становились учеными и командирами, чтобы вот такой юноша, как Варивон Очерет, не для кулаков, а для себя выращивал золотой хлеб, государством руководил. А к нашему счастью только коллективная работа приведет.

После собрания молодежь сыпанула на площадь; где-то, как из-под земли, появились музыканты, и скрипка первой, размашисто и весело, позвала юношество танцевать. Посмотрел Мирошниченко на молодость кудрявую и вздохнул: вспомнил своих детей, посеченных бандитами.

«Уже и моя Еленка была бы такой, как Югина».

Подошел к Бондарю:

— Иван, а не пройтись ли нам в Ивчанку? Надо посмотреть, как их соз работает. Это пригодится в работе.

— А чего же, пойдем.

Мирошниченко еще раз обвел задумчивым взглядом площадку, по-родительски прищурился к Софье Кушнир, которая легко проплывала в танце, и пошел рядом с Бондарем.

Просмоленная лодка стрелой пересекла изгиб Буга и прямо врезалась в сырую дорогу. Из шелюги как раз выехал воз, груженный обрезанным красноталом.

— Человече добрый, — поздоровался Бондарь с извозчиком. — Где живет председатель вашего соза?

Извозчик, пожилой мужчина, видно, склонный к внимательному анализу и размышлению, сначала пристально осмотрел встречных, потом поправил вязку краснотала, по-хозяйски намотал вожжи на люшню и спросил:

— Председатель? А какого вам председателя надо?

— Общества совместной обработки земли.

— Общества-то общества, но какого? Теперь их у нас три.

— Три? — удивился Бондарь.

— А что же, арифметика простая: три соза и трое председателей. На каждый соз председатель назначается. Вот на днях я из района привез устав своего соза. Утвердили. Уже и коней получили. Хорошие кони. Так к какому председателю вы хотите заехать?

— А кто же у вас теперь?

— Петр Савченко, Василий Ищук и Данило Самойлюк.

— Данило Самойлюк? — обрадовался Мирошниченко. — Партизан?

— Конечно, партизан, — сразу же изменился голос у извозчика.

— Вот к нему мы и пойдем.

— Д-да, — неуверенно протянул извозчик и демонстративно повернулся спиной к Бондарю и Мирошниченко. Те переглянулись, молча пошли за телегой.

— Не ходите вы к тому Самойлюку, — в конце концов отозвался мужчина. — Он такого натворил, такого наделал нам… Даже в семейство мое залез.

— Что же он мог сделать? — забеспокоился Мирошниченко. Он знал Самойлюка как хорошего партизана, большевика.

— Что мог сделать? Из-под самого нашего носа трактор себе стибрил.

— Себе?