Большая Садовая улица ,4

В 1887 году в связи с женитьбой на Наталье Тимофеевне Жегиной Шехтель купил расположенный за официальной городской чертой, которая проходила тогда по улицам так называемого Камер-Коллежского вала, небольшой участок. До революции за Тверской заставой (ныне пл. Белорусского вокзала) начинался старейший дачный район, центром которого был Петровский парк, названный по Петровскому путевому дворцу (первой или последней остановке императорского поезда на пути в Петербург или из Петербурга; ныне здание Военно-воздушной академии имени Н. Е. Жуковского).

Строительство дома по собственному проекту Шехтель начинает два года спустя после приобретения участка. В строительное отделение Московской городской управы в 1889 году поступает прошение московского купца Франца Осиповича Шехтеля (в первый и последний раз в документах встречается такое определение социального статуса зодчего) о разрешении ему после сломки ряда существующих на участке строений построить новый дом.

Асимметричная композиция здания с угловой прямоугольной башней и весь его облик обнаруживают программное для Шехтеля обращение к урокам сравнительно недавнего прошлого — романтизма (главным образом отечественного и немецкого), к произведениям своего соотечественника, петербургского зодчего А. И. Штакеншнейдера и его немецкого коллеги Ф. Шинкеля — и одновременно к наследию итальянской архитектуры, к традиции проектирования в духе помпейских вилл. Искусство античности в это время Рассматривается как олицетворение чистой красоты, бескорыстного восхищения прекрасным.

Оригинален и план здания. В нем почти ничего не осталось от традиционной анфиладно-коридорной планировки. Все помещения сгруппированы вокруг одного небольшого, освещавшегося световым фонарем, Квадратного в плане. Благодаря отсутствию коридора озросли значимость и замкнутость отдельных помеще-ии и одновременно их взаимосвязь друг с другом. Кро-е того, благодаря изменению расположения входа по отношению к окну (на одной оси) и формы самого окна, близкой к квадрату, а также устройству одного большого окна на комнату самостоятельное значение приобрела, став существенным элементом архитектурной выразительности интерьера, связь внешнего и внутреннего пространств. В этом также нельзя не видеть выражения существенной черты миропонимания рубежа XIX–XX веков — его диалектичности.

Еще одна характерная особенность — попытка превратить пространство перед домом в парк. На крошечном участке за спроектированной Шехтелем каменной оградой создается миниатюрный сад с огражденным сталактитами круглым водоемом, с островком из сталактитов в центре его, с крошечными рощицами, полянками, аллейками, романтической, увитой плющом оградой, к верхней части которой ведет полуразрушенная лесенка.

Плиты из дикого камня, колонки-кубышки — укороченные, словно вросшие в землю, придают этой части парка характер таинственности.

Шехтель, как и Чехов, был страстным садоводом и цветоводом. Его сад в сочетании с архитектурой дома воплощал идейную программу зодчего — гармонию человека с искусством и природой. Та же программа вдохновляла зодчего и при создании пронизанных культом красоты интерьеров. В одном из лучших в богатом шедеврами наследии Ф. О. Шехтеля — знаменитом готическом кабинете в доме А. В. Морозова в бывшем Введенском (ныне Подсосенский) переулке зодчий посадил на ступеньках лестнице, ведущей из темного нижнего яруса кабинета на хоры, в «горний» мир книгохранилища и библиотеки, вырезанную из дерева фигуру карлика. Около него на страницах раскрытой книги вырезана надпись: «Vita brevis ars longa» — «Жизнь коротка, искусство вечно».

Собственный дом зодчего должен был при помощи неизмеримо более скромных средств выразить ту же принципиально важную для зодчего идею.

Шехтель прожил в доме на Петербургском шоссе недолго. В июне 1895 года «небольшой изящный дом за Тверской заставой», как охарактеризовал его И. Е. Бондаренко, был продан директору императорских театров Владимиру Всеволодовичу Всеволожскому.

12 апреля 1896 года Шехтель, который теперь состоит чиновником «VI класса при Московском совете детских приютов», подает в Строительное отделение Московской городской управы новое прошение о строительстве дома, на этот раз каменного, но, как и первый, частью одно-, частью двухэтажного, в Ермолаевском переулке (ныне ул. Жолтовского, 28).

Небольшой участок чрезвычайно неудобной формы находился на стыке трех переулков — Трехпрудного, Ермолаевского и шедшего к ним от Большой Садовой, мимо несохранившейся церкви Ермолая (теперь на ее месте сквер), небольшого переулочка.