Большая семья

«Зарядку, зарядку, все по порядку…» застучало что-то в Людином сердчишке.

Из подушки вдруг выглянула Ольга Ивановна, за ней Глеб и Гандзя — сердитая, испуганная.

Люда не выдержала и открыла оба глаза.

В комнате было видимо-невидимо не то пловунчиков, не то мальчишек.

Они стояли каждый у своей кровати, в трусах и тапочках, и кланялись, приседали, разводили руками, точь-в-точь как они сегодня утром — Глеб, Гандзя и Люда.

— Ух! — сказала опять Люда.

Старший пловунчик-мальчишка подошёл, нагнулся над кроватью и прищурился:

— Глядите, девчоночка-то проснулась! Спи, спи, махонькая. Ты чья будешь?

— Я ничья, — очень тихо сказала Люда. — Я с шофёром уехала.

Она села на кровати. Шубка сползла у неё с плеч и прикрыла высунувшегося Орешка.

— Я ничья, — повторила Люда. — У нас плохие дела случились. Зашипник игольчатый куда-то улетел…

Новые защитники

Теперь мальчишки, попрежнему в одних трусах, стояли вокруг кровати. Старший держал на руках Орешка и чесал ему за ухом.

— Какой-такой зашипник, куда улетел? Ну, ну?

— А в машине бывает. — Люда поёрзала на кровати, и глаза у неё заблестели. — Она и сломалась.

— Машина сломалась?

— Да. Насовсем.

— А шофёр тебе кто — папанька?

— Не-ет! — Люда помахала рукой. — Наш папа на завод уехал, далеко-далеко. И мама уехала, ещё давно.

Мальчишки подошли ближе, улыбаясь и перешёптываясь.

— Ну, ну? А живёшь с кем?

— Я Гандзю пошла искать, сестричку мою. В магазине капусты, капусты! И яблоки. А Гандзи нету. Мы с дяденькой шофёром и поехали. Покататься. На складе говорят: «В больницу овощи закидывайте!» Мы в больницу. Моя мама никогда не ругает на машине кататься, я сколько раз каталась. А Глебкина мама… Глебки… одного такого мальчишки… — Люда пригнула голову, замялась и замолчала.

— Глебки? Братишки, что ли, твоего?

— Он просто так, он не братишка.

— А сама то, сама откуда?

— Из больницы. Там Орешек тарелки поразбивал. — Люда зашептала что-то и вдруг спряталась в подушку.

Мальчишки больше не смеялись. Старший поставил Орешка на пол, присел у Люды на кровати.

— Махонькая, — сказал он, — чего испугалась?

Дверь отворилась, и в комнату вошёл дежурный. Он один был в брюках и рубашке и даже ушанку держал в руке. Расталкивая собравшихся, он подошёл к кровати.

— Витась, а Витась, — заговорили кругом, — объясни толком, откуда она взялась?

— Её шофёр давеча привёз. Просил обогреться, машина у него там застряла. Говорит, чужая девочка, хорошая, а чья, не знает вовсе. У дома покататься взял, да и завёз. Ну?

— Ишь ты!

Лица у ребят были удивлённые и озабоченные. Некоторые, отойдя к своим кроватям, стали молча одеваться.

Люда поглядывала на всех испуганными чёрными глазами.

— Одного я не пойму, — буркнул, подумав, старший: — где он её в машину то подобрал? В магазине зачем-то, говорит…

Люда подняла голову. Щеки её разгорелись, спутанные волосы торчали во все стороны.

— Я ту вышечку не нарочно поломала, — тихо, в отчаянии сказала она. — И пловунчиков. Только за ниточку немножко подёргала, они и свалились. Одни только разочек.

— Что ещё за вышечку?

— Вот.

Люда ткнула пальцем в фотографию на стене, съёжилась и снова нырнула в подушку.

— Ничего не разберёшь!

Старший встал, повернулся к ребятам, потом к Люде и твёрдо и решительно сказал:

— Ты, махонькая, лежи. Здесь лежи, грейся. А мы, ребята пойдём справимся, какой-такой шофёр, почему завёз. Пошли?

И через несколько минут, друг за другом, одетые в форменные куртки и ушанки, они уже выходили из комнаты. Около Люды остался один — с тёмным вихром. Он накинул рубашку, подошёл к печке и отворил дверцу. Красные угли вспыхнули и зажглись ещё ярче.

Люда начинает думать

— Ты лежи, лежи, грейся, — повторил мальчишка, набрасывая на Люду ещё одно одеяло. — Валенки-то давай посушу.

Он отнёс их к печке, вернулся. Люда, как зверёк из норки, выглядывала из-под воротника шубки.

Мальчишка подумал, полез зачем-то к фотографиям на стене и долго и внимательно рассматривал их.

— Вышку, говорит, поломала, — сказал он наконец. — Ишь ты!.. Ловко придумала.

— Там такая вышечка у них, и куколочка наверху, — забормотала под воротником Люда. — Я за ниточку подёргала, они и свалились. Пловунчики…

— Да где вышка-то?

— А у мамы Глебкиной на столе. И стаканчики разные.

Мальчишка наклонился к Люде и укоризненно посмотрел на неё.

— Да разве ж вышки на столах бывают? — строго сказал он. — С них в воду пловцы летом в реке, зимой в бассейне прыгают. Что я, не знаю? А ты — на столе…

Люда молчала. Орешек вылез из-под кровати, сел на пол и, пятясь, поехал к печке.

— А она пловун, — прошептала Люда. — Которая плавает.

— Кто, кто плавает?

— Мама Глебкина. Мы с Гандзей к ним насовсем в Москву приехали.

— Значит, живёте с которой?

— Живём.

Мальчишка прошёлся по комнате; нахмурившись, остановился у окна.

— Мелешь ты чего, не понять! — сердито сказал он, почёсывая в затылке. — В бассейне плавает?

— Я не знаю про бассейн.

— А как её звать-то?

Люда спихнула одеяло с шубкой и села.

— Звать Ольга И-ивановна, — запинаясь, ответила Люда. — Глебкина мама.

— А по фамилии?

— Ав… Авдеева.

Люда подумала немножко.