Большая семья

Наступившее утро взбудоражил звонкий сигнал, В окнах чуть брезжил серый рассвет. Еще хотелось спать. Свет лампочек резко бил в глаза. Кто-то вставал, как по тревоге, решительно сбрасывая одеяло, кто-то искал заброшенную под кровать обувь, кого-то толкали под бок.

— Подъем! Ваньки-турки, кому подать кофе? — Землянский уже оделся и заправлял кровать. — Дежурный по спальне сегодня лорд Кус-Ф! Филька, это тебя касается! — и тут же потянул одеяло с заспанного «лорда».

Тог сладко зевнул, поежился и, уже проснувшись, протянул: — Знаю, то Кус-Ф, то Кус-П за всех парятся. Рыжих нашли!

Землянский хмыкнул. Двое братьев — Куслий Филька и Куслий Павел жили в одном отряде. Оба черные, как жуки. Павел, старший и молчаливый, одевался, посапывая, недовольно глядя на замешкавшегося брата.

Бросив на плечи полотенца, побежали умываться, чистить зубы, Спальня принимала обычный вид. Вчерашний урок командира пришелся кстати, с койкой справился уверенно.

Одевшись, Куслий-младший проворно двигал щеткой, посылая ее под кровать и в «недоступные» углы. По коммуне катился аврал. Мыли стекла, по всем закоулкам снимали пыль, чистили медные части, мыли плиточные полы нескончаемых коридоров. Особо старательно — туалеты и умывальники. Маня Хохликова, хрупкая девочка, спуску не даст: знает все премудрые места, где может затаиться пыль и грязь, и не преминет преподнести па платочке, поближе к носу, найденное ископаемое.

Спальни сверкают чистотой, натерт паркет, кровати заправлены, открыты форточки, вымыты шеи и уши, начищена обувь, и все-таки… У Калошкина один ботинок не зашнуро¬ван, и это обнаружили, приподняв опущенную штанину. Маленький, щуплый и бледный, он еще больше побледнел, когда раскрылась немудреная маскировка.

В отряде девочек случай и вовсе забавный. Когда командир Пехоцкая подала команду «смирно», одна девочка, стоявшая в глубине спальни между кроватями, подбоченилась и прижала к талии плиссированную юбку. Дежурный Никитин счел это недозволенным и громко повторил команду. Девочка не меняла позы, оглядываясь по сторонам, как затравленный зверек. Все глядели на нее.

— Белинина, кру-гом! — скомандовал неугомонный Никитин, и команда механически была исполнена. У Нины с тыла не оказалось юбки, ноги без чулок, розовели голые пятки.

Детский хохот, галдеж… Белинина присела за кровать и нервно заплакала.

— Ах ты, актриса, — посветлела всегда серьезная Сторчакова, удивляясь изобретательности младшей подруги.

— Белинину одевать всем по очереди! — проорал Никитин, выбегая в дверь, за которой девчонки все еще смеялись и визжали.

Начался новый день. Производственники первой смены спешили переодеться в спецовки, школьники первой смены готовили тетради и учебники. Я бродил по коридору, легко скользя новыми подошвами по плиткам пола, читал стенгазету.

— Ты что здесь делаешь? — Спокойный, но неожиданный голос. Обернувшись, я увидел Никитина. — Пойдем к Тимофею Денисовичу Татаринову. Он проверит твою грамоту.

— Какую грамоту? — не понял я.

— Ну, как еще сказать — твои знания по арифметике, русскому, украинскому, по политике. У нас все учатся.

В Тихом клубе, куда привел Никитин, нас встретил невысокого росточка учитель, приветливо заговорил:

— Иди, иди, голубе сизокрылый, чи не довго ты блукав. — Здесь были еще две молодые женщины, просто, но аккуратно одетые. — Екатерина Григорьевна, пожалуйста, небольшой диктант.

— Здравствуй, садись вот здесь, — учительница указала на стул у журнального столика. — Писать умеешь?

— Пишу, как учил отец.

— И грамматику знаешь?

— Знаю. Из книг переписывал.

— Ну, хорошо. Почитай громко вот эту страничку. — На столик положила томик Пушкина. Читал я с выражением, помня, как строго смотрел на меня отец, услышав ошибку. Когда потерял зрение, он особенно нуждался моей помощи, и по вечерам, при керосиновой лампе, я своим чтением отвлекал его от большого горя.

— Неплохо, довольно. А теперь попиши. — Она диктовала медленно, выразительно, похаживая вокруг стола. Я старательно выводил буквы, склонив голову на плечо и от на¬пряжения сгорбившись.

— Сидеть нужно прямо, не ежиться, она мягко отвели мою голову, разбирая каракули. — Со знаками препинания пока неладно. Пиши внимательнее и чище, чтобы перо не брызгало.

От Екатерины Григорьевны я поступил к Лидии Федоровне. Она спрашивала по географии. Я бойко называл столицы государств, главные реки, горные вершины, но, когда подвела к карте на стене, чтобы я показал столицу Чехословакии, мой палец заблудился где-то у Северного полюса. Она достала с полки книгу, большую и толстую, дала мне в руки. Это был географический атлас в потертой обложке, который я прижал к себе, как спасительное лекарство.

— Кроме учебника по географии, воспользуйся этим атласом, ты все там найдешь… и Прагу.

Заключил экзамен Тимофей Денисович. Несколько вопросов по таблице умножения, дробям простым и десятичным. С пропорциями перешли на бумагу, решил несколько задач на проценты. В этой науке я оказался увереннее, чем географии стало легче, я успокоился, и вдруг:

— Про Чемберлена слыхал?

— Чемберлена? И слыхал и видал!