Большая семья

— Я предложил бы Антона, — не задумываясь, ответил Денис. — Товарища Рубибея… И думаю, то же самое скажут комсомольцы. Он среди молодежи большой авторитет имеет.

Арсей и Тихон присоединились к мнению Дениса.

— Хорошо, — сказал Потапов. — Вопросы все. Позвольте закрыть собрание?

— Разрешите, — остановил его Денис. — Я предлагаю обсудить еще один вопрос. — Он обвел глазами товарищей, как бы прося их заранее поддержать его, и дрогнувшим голосом сказал: — Я предлагаю обратиться к райкому партии и просить его разрешить дать нашему колхозу имя товарища Сталина.

В нагрудном кармане Дениса лежал партийный билет.

Молодой коммунист чувствовал необыкновенный прилив сил.

— Всем видно, как работают наши люди, — с подъемом продолжал Денис. — Они работают, не жалея себя. Они борются с трудностями, как полагается советским людям. Результаты нашей работы налицо. Конечно, мы не все еще сделали, у нас много недостатков, но никто не смеет упрекнуть нас, что мы сидим сложа руки. Каждый из нас, колхозников, в душе называет себя сталинцем. Это высокое имя, и я от лица всех колхозников могу сказать, что мы работой оправдаем это почетное название. Мы удвоим и утроим наши усилия, чтобы с честью и по достоинству носить имя дорогого товарища Сталина.

Искренняя и торжественная речь Дениса взволновала Арсея.

— Даю клятву! — сказал Арсей. — Буду работать так, чтобы колхоз в ближайшее время залечил раны войны. Мы сделаем все, чтобы наш колхоз был достоин великого имени.

Потапов долго молчал. Наконец глаза его блеснули, и он сказал:

— Хорошо, товарищи, мы рассмотрим вашу просьбу.

21

Накануне уборки урожая Арсея вызвали в сельсовет. Арсей выругался про себя, но решил ехать.

Недочет, которому Арсей сказал о своем неожиданном вызове, отнесся к этому более спокойно.

— Что ж, поезжай, доложи, что и как у нас тут, — сказал он. — Это полезно. И даже очень хорошо.

— Что ж хорошего? — возразил Арсей. — Перед самой уборкой, когда каждая минута на учете, отрывают от дела.

— Стало быть, нужно, раз отрывают… А для нас это важно, говорю, — про других разузнаешь, как у них там. Хорошо ли подготовились? Одного тебя вызывают?

— Все три колхоза.

— Ну вот… Прислушайся, как у других. Может, что перенять потребуется, пока есть время. А особо присматривайся, как там у них, в колхозе «Борьба». А то ведь люди-то там тоже с умом и разумом — тоже, поди, первенство замышляют завоевать.

Раньше, чем явиться в сельсовет, Арсей зашел на почту. Контора почтового отделения помещалась в одном с сельсоветом домике, только ход был с другого крыльца.

За столом у барьерчика сидела Груня Пастухова — письмоносец. Распухшая щека ее была перевязана белым платком, и вид у девушки был смешной и немного жалкий. Арсей с симпатией относился к быстрой и всегда приветливой девушке.

— Что с вами, Груня? — участливо спросил Арсей. — Вы больны?

Груня болезненно улыбнулась, показала на щеку.

— Зуб… — еле слышно проговорила она и, видимо, от сильной боли покачала головой.

— Ай-ай-ай! — притворно пожурил ее Арсей. — Такая молоденькая и уже на зубы жалуется. Что ж с вами будет через пять-десять лет?

Груня опять улыбнулась одними глазами и подала Арсею почту: газеты и письма. На многих конвертах стояли обратные адреса: номер полевой почты.

Арсей разорвал письмо, адресованное ему. Писала Вера Обухова. Она сообщала о своем здоровье, которое постепенно улучшалось, и собиралась скоро вернуться в Зеленую Балку. «Я очень соскучилась, — читал Арсей, — и по деревне, и по родным своим, и по друзьям-товарищам, и по тебе, дорогой Арсей…» В конверт была вложена открытка. Вся в белом, в широкополой соломенной шляпе, с доброй улыбкой на пополневшем и загоревшем лице Вера стояла у невысокого барьера. В руке у нее была какая-то толстая книга. А позади, за чугунным барьером, было видно казавшееся бесконечным Черное море. На оборотной стороне фотокарточки было торопливо написано: «Моему самому лучшему другу Арсею. В е р а».

Арсей спрятал письмо в боковой карман. Распрощавшись с Груней, он отправился в сельсовет. Лукьянов и Улыбкин — председатель колхоза «Знамя труда» — были уже там и разговаривали с председателем сельсовета Мироновым. Миронов был давно болен астмой — он держался за грудь и тяжело дышал. Кудряшов сидел за своим столом и что-то быстро и сосредоточенно писал.

— Здравствуй, Арсей Васильич! — сказал председатель сельсовета. — Здравствуй, дорогой. Садись, пожалуйста, вот сюда садись.

Арсей поздоровался с руководителями соседних колхозов, сел на табуретку рядом с Мироновым.

— А ты что-то, Ефим Гордеич, неважнецки выглядишь, — сказал Арсей, пристально глядя в лицо председателя сельсовета. — Захворал, что ли?

Миронов безнадежно махнул рукой.

— Одно мучение, — сказал он, прерывая речь частыми вздохами. — Совсем замаялся… Только и живу, что уколами. Видно, скоро конец… — Он обернулся к секретарю сельсовета Кудряшову. — Валентин Владимирович, ты скоро?

— Я готов, — сказал Кудряшов, промокая исписанный лист бумаги. — Можно начинать.