Большая семья

— Наконец-то, нашел! — сказал он, пристраиваясь рядом с Арсеем. — Надо тебе командный пункт установить и часы для бригадиров назначить.

— Мой командный пункт в первой бригаде, — сказал Арсей. — Я там работаю. Об этом всем известно.

— А может быть, тебе изменить порядок? — посоветовал Денис. — Может быть, кончить самому косить и почаще бывать в других бригадах? Смотреть, контролировать, руководить.

— Ты так думаешь?

— Я уверен, что так нужно, — сказал Денис, сделав вид, что не заметил обидно-снисходительного тона Арсея. — Председатель должен бывать повсюду. А теперь, когда начинается молотьба, вывозка хлеба, — тем более. А ты сейчас, при таком порядке, не в состоянии этого делать. И вообще… мне не нравится такой порядок. Председатель и его заместитель работают в одной бригаде, с утра до вечера махают косами, как будто ничто другое их не касается.

Арсей и сам чувствовал, что, работая рядовым, он не может контролировать, как раньше, все бригады, не в состоянии помогать им на месте немедленно. Почему же он не изменил этот порядок? В первый день он хотел своим примером увлечь косарей, поднять у них дух, дать такую норму выработки, по которой бы потом равнялись. И он достиг цели. Недочет и он в первый день вышли первыми в соревновании и выполнили по три нормы. Другие косари дали по две и две с половиной. На следующий день косарей с тремя нормами было более половины. Задача, которую Арсей поставил перед собой, была решена. Но он продолжал работать. Он чувствовал, что дела в колхозе требуют его постоянного внимания, но оставить косу не мог. Что же мешало? Ложное самолюбие, ложный стыд. А вдруг люди не поймут, подумают, что он оставил работу в бригаде потому, что устал, выдохся.

Арсей ответил Денису сдержанно:

— Я подумаю.

— Да тут и думать-то нечего! — возразил Денис. — Запирать себя сейчас в одной бригаде — это уже не ошибка, а преступление.

— Вот как!

— Да.

— А может, ты все же предоставишь право мне самому решать, как действовать?

— Нет, такого права я не могу тебе предоставить.

— Почему?

— Потому, что твоя работа — это не только твое личное дело. Ты не какой-нибудь удельный князь, а председатель колхоза. А председатель колхоза — лицо, как известно, подотчетное.

Арсей готов был вспыхнуть, но мешала Евдокия, которая внимательно слушала. Да и сам Арсей прекрасно понимал, что Денис прав.

— Я думаю, сейчас не время и не место обсуждать этот вопрос, — желая покончить с неприятным разговором, сказал Арсей.

— Конечно, — согласился Денис. — Мы будем обсуждать этот вопрос сегодня на партсобрании. Я затем и искал тебя, чтобы предупредить об этом.

— Когда собрание? Во сколько? — спросил Арсей.

— Мы все уже собрались. Ждем тебя.

— Сейчас я не могу — занят.

— Чем?

— Ну, мало ли чем… Бабы приглашают на беседу.

— На какую беседу?

Евдокия сдавила руку Арсея.

— Так, кое о чем потолковать, — неопределенно ответил Арсей. — Об обязанностях перед государством, о совести, о чести.

Евдокия внезапно остановилась, на лице ее отразился страх. Арсей и Денис повернулись к ней.

— Чуете? — сказала она.

— Что такое? — спросил Арсей.

— Горячим ветром тянет…

— Суховей? — с беспокойством спросил Арсей, повернувшись к юго-востоку.

— Он, — сказала Евдокия.

Они долго стояли молча. Горячий ветерок гладил им щеки. Но эта ласка вызывала тревогу.

— Знаешь что? — сказала Евдокия Арсею. — Иди по своим делам. А я уж как-нибудь сама поговорю с бабами.

— Хорошо, — согласился Арсей. — Потолкуй сама… А нам надо на партсобрание. Нам нужно что-то придумать. Неужели это суховей?..

Лениво перебрасываясь словами, женщины лежали возле копны, подложив под себя платки, кофты, а под головы вместо подушек — тугие снопы. Они приготовились спать, некоторые уже дремали.

Увидев Евдокию, они оживились.

— Ну что? — спросило сразу несколько голосов.

Евдокия опустилась на помятую стерню, сняла с головы платок и молча стала вытаскивать из волос шпильки.

— Не томи, Дуня, не видишь, что ли, извелись, — жалобно попросила Настя Огаркова.

Евдокия повернулась, строго посмотрела в глаза Насте.

— Это ты истомилась? — спросила она голосом, не предвещавшим ничего хорошего.

— И я, — сказала Настя. — Все истомились…

Евдокия отбросила волосы назад, вынула изо рта шпильки.

— А ну-ка, подай мне свой гаман.

— На что он тебе? — испуганно спросила Настя.

— Хочу себе такой сшить, — зловеще проговорила Евдокия. — Покрой нравится… Подай-ка, посмотрю.

Женщины насторожились, предчувствуя недоброе.

— Да он у меня совсем неаккуратный, — растерянно отбивалась Настя. — И пояс не развязать — узелок затянулся.

Евдокия приподнялась на коленях.

— А ну, давай гаман, сучка чортова! — грозно потребовала она. — Отвязывай. Не то сама отвяжу.

Дрожащими руками Настя отвязала сшитую из лоскутов сумочку-гаман. Такие сумочки женщины Зеленой Балки наполняют жареными подсолнухами и носят под фартуком или под верхней юбкой. Сумка Насти была вместительна и доверху наполнена пшеницей.

— Что у тебя тут? Семечки? — ехидно спросила Евдокия.

— Пшеничка, — жалобно сказала Настя.

— Пшеничка? На что она тебе?

— Это я заместо семечек грызу…