Большая семья

В тот вечер по сигналу трубы публика занимала места в зале, некоторые шли со своими стульями: приехало много гостей, в том числе высокое начальство из ОГПУ во главе с Всеволодом Апполоновичем Балицким, Броневым, Букшпаном. Их усадили в первом ряду партера.

Открыл программу духовой оркестр. Музыканты в парадных костюмах, нарядные и торжественные. Сверкали инструменты. На первом плане флейты, кларнеты, фанфары, трубы. Где-то в середине альты, валторны, баритоны. Сзади возвышались раструбы басов, подвижные тромбоны и барабан Бульки Могилина. Ему синхронно ассистировали литавры Землянского и малый барабан Шурки Чевилия. Первым исполнялся вальс Крейцера «Радость любви». Играл Иван Волченко.

В коммуне Ваню любили, ласково называли Волчком. Он строен, красив, высок, отличный товарищ. В оркестре — первый музыкант. Казалось, он рожден с корнетом и, естественно, стал командиром оркестра. В притихшем зале зазвучала его труба мягким поющим тембром. Сложные переходы преодолевались им свободно, без внешнего напряжения. Его музыка очаровывала и облагораживала своей легкостью и чистотой звуков. Ему долго и благодарно аплодировали.

Затем оркестр исполнил «Кавказские эскизы» Ипполитова-Иванова, и снова солировал корнет Волченко, перенося слушателей в ущелья Кавказских гор, ярко изображая песни и танцы горцев. Его сопровождал весь оркестр, наращивая мощь в кульминационном «Шествии Сар-Дария». Оркестровка подчеркивала отдельные партии валторн, баритонов, флейт и даже потрясающего барабана, как бы поверяя мастерство музыкантов, и все же корнет с сурдинкой, имитируя рожок пастуха, особенно выделялся среди всех инструментов.

В сценках «Борис Годунов» под редакцией Терского и Сопина неожиданно выступил Соломон Борисович. Его тайно решили вовлечь в театральную жизнь, подбросив монолог царя Бориса. На сцену он вышел в новом костюме, раскрасневшись от волнения. В руках мял текст монолога, тревожно поглядывая на суфлера.

Само появление Когана на сцене для нас было приятной неожиданностью. Кто бы мог подумать, что он наделен даром актера? Зарядившись воздухом, Соломон Борисович начал:

Достиг, я высшей власти.

Шестой уж месяц царствую спокойно,

Но счастья нет. Я думал свой народ

В цехах на производстве успокоить...

Балицкий повел бровью: повернувшись к Антону Семеновичу, приглушенно спросил:

— Как это Пушкин впутался в производство Когана? — Антон Семенович, опустив глаза, молча двинул плечами. — Ах вы, бесенята-редакторы, ну и народ! Дурите старика, верно?

Коммунары слушали, вытянув шеи, не пропуская ни одного слова. А Коган, войдя в роль, трагическим голосом тянул:

Я им навез станков, я им сыскал работу,

Они ж меня, беснуясь, проклинали!

Зал не выдержал, многие встали в детском восторге, хлопая в ладоши и топая ногами, кричали «браво». Девичья половина, не сдерживаясь, громко визжала. Начальство колыхалось в беззвучном смехе, упираясь в подлокотники кресел. Коган, потрясенный невиданным успехом, улыбался доброй улыбкой, кланялся, вытирал мокрый лоб и поднятой рукой призывал к тишине:

— Дайте же кончить, товарищи!

Выйдя вперед, скосился на суфлерскую будку. Коммунары ломали пальцы, щипали себя за ноги, стискивкали зубы, но смех все-таки прорывался.

И снова громкая тирада Бориса:

Кто ни умрет, я всех убийца тайный:

Ускорил я трансмиссии кончину,

Я отравил литейщиков смиренных…

Снова зал взорвался аплодисментами, исступленным хохотом. Громко смеялся товарищ Броневой. Мы-то знали, как ядовито чадит труба литейного цеха.

— Вас нужно вздуть, злодеи, издеваетесь над стариком! — притягивал он к себе и обнимал ребят по соседству.

Соломон Борисович закатил глаза:

И все тошнит, и голова кружится,

И мальчики нахальные в глазах.

И рада бежать, да некуда. Ужасно!

Да, жалок тот, кто беден, наг и бос!

Это было сверх меры. Зал гудел, многие, потеряв силы смеяться, громко стонали, держась за животы, сползая с кресел на пол.

Бойкие работники сцены быстро задернули занавес.

В антракте популярный артист вышел из-за кулис в зал. Он переходил от одной группы ребят к другой, скрипя новыми сапогами, кланяясь и принимая поздравления, не замечая, что ребятня неловко улыбается, прячет виноватые глаза, таинственно перемигивается и шепчется за его спиной.

Во втором отделении концерта посмотрели спектакль «Коммунары в Европе». Его написал сам Антон Семенович, мечтавший пройти с коммуной по европейским городам, показать советских детей, свободных и счастливых, на улицах Лондона, Парижа, Рима, Вены. В идеальном поведении своих воспитанников за рубежом он не сомневался.

Его мечте не посчастливилось сбыться, зато написана пьеса.