Большая семья

...Под звуки оркестра движется картинный «поезд». Коммунары отправляются в путешествие. Потушен свет. В мерцании станционных огоньков и при открытых семафорах ухо¬дит поезд из плотной вереницы пацанов, изображающих движение колес и штоков паровоза. И вот — они в Европе. На освещенной сцене — строй веселых и счастливых ребят сталкивается со зловещими фигурами Пилсудского, Чемберлена, римского папы Пия XI. С «наместником бога на земле» вступает в спор Филька Куслий. Папу представлял Володя Крымский, в полном папском великолепии. Диалог, разумеется, закончился победой Фильки. Усатого Пилсудского натурально играл Женька Семенов, точно подметив спесь и гонор ясно вельможного пана.

— Сукины сыны! — восхищенно покачивает головой Букшпан. — Эти недобитки и в самом деле похожи! Придет время — доконают наши хлопцы!

Подтолкнув в бок Букшпана, Броневой добавил:

— Прикончат, ей богу, прикончат, смотрите, как шерстят!

Всеволод Апполонович горько улыбнулся, положив тяжелую руку на плечо Броневого:

— Жаль, растут без родителей. Забыли? Нет, конечно!

Время было позднее. Артисты неохотно переносились с неба на землю, прощаясь с костюмами и гримом. Совсем неважно чувствовали себя чертенята и все страшные чудища гоголевского «Вия», так и не выступившие.

После праздничного ужина провожали гостей. Лесная тропа к шоссе озарилась яркими кострами. В темное небо с треском уносились золотистые искры. А над шишковским яром плыла задушевная песня молодых голосов. Шли по домам артисты, их родня, односельчане. Они не знали, что пушкинский монолог Бориса Годунова перефразировал Антон Семенович, сдвинув историю «смутного времени» в наш век, на производственное горнило доверчивого главного инженера.

В МОСКВУ

Еще в цехах шел бой, еще страшно дымила труба литейной, отравляя окресности зеленым удушливым дымом, еще в классах сдавали экзамены, и все же неотвратимо подходило время заманчивого отдыха.

Нелегкий вопорс — выбрать маршрут похода. Ох нелегкий! Каждому дано право обдумать, заранее взвесить все «за» и «против». На совете командиров в жарких спорах маршрут обсуждали дважды. «Крымская партия» на первом заседании оставила Антона Семеновича, сторонника Москвы, в одиночестве. Никакие его доводы не имели успеха. Тогда, по конституции коммуны, он обратился к общему собранию.

Это была замечательная речь. Он кратко рассказал историю Москвы от Юрия Долгорукого до краха трехсотлетия Романовых. Закончил пламенным призывом:

— Товарищи! Москва — столица нашей Родины. Мы увидим Москву наших дней, места революционных битв, Мавзолей Владимира Ильича Ленина, Красную площадь.

Сторонники Крыма заколебались, ряды их дрогнули, а чашу весов в пользу Москвы окончательно склонил соломон Борисович. Из его финансовых выкладок выяснилось, что на Крым денег нет, мы еще очень бедны.

6 июля, как всегда полный рабочий день, хотя этот день – начало похода. Наш скромный гардероб укладывался в плетенные прямоугольные корзинки. Они легки, прочны и удобны при транспортировке, у каждого – своя. В любых перипетиях походной жизни мы быстро их находили по номерам, хотя знали и по другим признакам, даже по запаху. Корзинки погружены на подводы и отправлены на вокзал с сопровождающим.

После первого ужина долгожданный сигнал «Общий сбор». Разливистой гармонией трубили три корнета: Волченко, Никитина и Феди Борисова.

—  Становись! — звонкая команда Колабалина, покрывающая трубные звуки музыкантов. У фасадной стороны главного здания нас провожали рабочие, воспитатели, повара, соседи из Шишковки и совхоза. Под звуки оркестра знамя пронесли к голове строя. Воцарилась торжественная тишина. Перед строем Антон Семенович. Как всегда одет просто, но как-то по-особому, со свойственной ему аккуратностью. Зеркально блестели сапоги, сверкала белизной рубашка-косоворотка, с узким поясом, наглажены брюки-галифе, на голове легкая с белым верхом фуражка, в руках походная палочка. Немного взволнован. Во всей фигуре пружинистая подтянутость и озабоченность. Окидывая зорким взглядом весь строй, он видел каждого из ста пятидесяти. Под его взлядом поправлялись пояса, тюбетейки, особенно на левом фланге, где выравнивались «недостигшие» военной выправки фигуры.

—  Справа по шести в колонну — шагом марш! — скомандовал Колабалин, и строй под марш «Бойкий шаг» выступил на грунтовую дорогу. Из леса вышли на Белгородское шоссе. От городского парка потянулись трамвайные линии на разветвленных улицах Харькова. Шли по Пушкинской. Многоэтажные дома отдавали эхом грому оркестра, звону литавр Землянского. В домах снизу до верху открыты балконы, цветисто усеянные зрителями. Они приветствовали нас, махали платками, — «Идут дзержинцы!» На перекрестках останавливались трамваи, пропуская строй.

Вокзал. Площадь заполнена народом. Разгружали подводы с багажом, разбирали корзинки и муравьиными ручейка ми с ношей на плечах потянулись на перрон.