Большая семья

Экскурсоводы не понадобились: объяснял сам Антон Семенович, тонкий знаток изобразительного искусства, особенно пристрастный, как мы убедились, к полотнам Шишкина, Перова, Крамского, Иванова, Верещагина. Мы внимательно разглядывали батальную живопись, морские картины Айвазовского и почему-то — натурально-красочные аппетитные натюрморты.

Долго стояли перед картиной Репина — убийство Иваном Грозным своего сына. Обезумевшие прозрачно-стеклянные глаза старца, свежая, дымящаяся кровь на виске и кафтане молодого, полного сил царевича, еще живого, но обреченного на смерть. Кровь слепила глаза, будоражила душу до головокружения.

Кому-то из девочек стало дурно, и нашему медику Коле Шершневу пришлось приводить ее в чувство.

— От-то-й-дите, я в-вам г-г-оворю! — Коля волновался, и речь его стала непонятной от заикания, на лице выступили пятна. На всех экскурсиях он носил сумку с медикаментами, и тут, впервые за все время похода, она пришлась кстати. Запах нашатырного спирта сделал свое дело, и девочки взяли сомлевшую подругу под свою опеку.

Вот она, сила искусства! И, конечно повышенная восприимчивость подростков, повидавших немало горя на своем ко ротком веку, особая ненависть коммунаров к деспотизму, несправедливости, глумлению сильного над слабым. Не что ли чувство руководило нашими ребятами в зоопарке, где мы побывали на следующий день!

Малышам устроили катание на пони. Белых медведей угощали мороженым: сидя у решетки, они иетомленно раскачивались из стороны в сторону, протягивали черные копи за лакомством. Время от времени воздух сотрясал страшный звериный рык. Это был стон безысходной тоски могучего узника.

Долго задержались в павильоне обезьян, мы их кормили конфетами. Один подвыпивший посетитель, завернув в конфетную бумажку камешек, имел большие неприятности. Самка шимпанзе, получив «подарок» и нетерпеливо разверну его, пришла в крайнюю ярость: неистово сострясала сетку, скалила зубы, что-то выкрикивала. Гражданин и его друзья смеялись, дразнили животное, строили рожи, кривлялись, затея им явно доставляла удовольствие. Безнаказанность компании, защищенной сеткой, возмутила каждого из нас, и последовали действия. Коля Разумовский, наш признанный интеллигент, обратился к любителям острых зрелищ:

— Не будете ли вы так любезны оставить в покое этих зверушек? — Он галантно расшаркался.

— Чиво, чиво? — вплотную к Коле придвинулся козырек модного кепи, его владелец хулигански мазнул по Колиному лицу вялыми пальцами.

—Смывайся, пижон, и не чивокай! – голос Перцовского не оставлял иллюзий относительно продолжения беседы. Его рука мгновенно растянула кепи пижона до подбородка, а сильный толчок в спину послал «героя» в гущу приятелей. «Голубые трусики» окружили компанию плотным кольцом и стали оттеснять от клетки. Те поначалу пятились задом, но вскоре убедились, что удобнее идти вперед лицом.

— Куда вы нас? — голос из середины.

— На выход!

— Да что вы, ребята, мы купили билеты... мы...

— Синьоры, деньги получите в милиции! — Коля Разумовский шел впереди, и внешне наше шествие походило на организованную экскурсию. Выход был недалеко. Легкими толчками колен мы выдворили их за ворота. Там, свободные от конвоя, на виду у публики они стали ругаться, размахиватьруками, угрожать. Стенка из голубых трусов коротко простилась.

—Брысь, гады! — Предпринять другие меры в людном месте не могли — недалеко был Антон Семенович.

Осмотр продолжался. Обиженных человекоподобных наградили пряниками: одной из модниц подарили зеркальце. В мире птиц удивили грациозные черные лебеди и масса маленьких подвижных попугайчиков. Навестили и царя зверей. Он смотрел поверх голов куда-то вдаль, и тоска светилась в его бесстрастных желтоватых глазах.

Веселее в вольере молодежи. Здесь мирно соссуществовали медвежата, львята, тигрята со своими будущими «обедами» — шустрыми козлятами. Они играли, кувыркались, прыгали. Медвежата забавно боролись, задавая друг другу трепку.

А потом наступило время прощания с Москвой. В последний день исходили этажи универмага, покупали радиоприемники, расписные деревянные ложки, говорящие куклы, наборы карандашей, альбомы, памятные открытки с видами Москвы, теннисные мячи и ракетки, губные гармошки, целый мир игрушек, — все приобретенные богатства раскладывались в комнатах напоказ, как на ярмарке, и только после этого скрывались в корзинках.

Грузили на подводы багаж, сдавали постели и убирали помещения. Заодно подмели двор, не оставив ни одной бумажки. На крыльцо вышел попрощаться начальник школы. Строй замер.