Большая скука

– Но ведь они жестоко ранили вас.

– Раны пустяковые.

– Да, но зато они постоянно болят.

– Особенно не чувствую, чтобы они болели. В какой-то мере напоминает застарелый ревматизм – дает о себе знать, как только начинает портиться погода.

Он смотрит на часы.

– Ну что ж, не пора ли по домам?

«По домам, не по домам, а банки уже закрыты», – отвечаю про себя, поднимаясь со скамейки.

Мы опять идем по дорожке, но на сей раз к стоящей за рестораном машине.

– Все это не столь важно, – поводит итог Сеймур, – важнее другое: понять, как непригляден этот мир людей-насекомых, и почувствовать себя свободным от всех его вздорных законов, норм и предписаний. Свободным, Майкл, совершенно свободным, понимаете?

– Неужели вы считаете себя совершенно свободным?

– Да! В пределах возможного, конечно.

– Вы хотите сказать, что теперь свободны и от бюро расследований, и от разведывательного управления?

– О нет! Я не собираюсь говорить больше того, что уже сказал! – отвечает Сеймур и неожиданно смеется чуть хриплым смехом.

6

Мне совсем не до научных исследований, но ничего не поделаешь; в целях легализации и следующий день приходится начать с науки. Опять наведываюсь в священный храм – Королевскую библиотеку – и даже беру на дом книгу «Миф и информация» некоего Уильяма Т.Сеймура. Затем, выскользнув на улицу уже знакомым путем, сажусь в первое попавшееся такси.

Пока машина летит к центру, я бегло листаю книгу Уильяма Т.Сеймура, чтобы убедиться, что в ней отражены знакомые мне идеи. Труд выдержан в строго научном стиле, но строгость эта и, пожалуй, сухость скорее подчеркивают мизантропическое звучание этих идей.

Выйдя из машины в заранее намеченном пункте, я без промедления впрягаюсь в банковские операции. В это утро ветер сильнее обычного, и в нем уже ощущается холодное дыхание осени. В данный момент это природное явление для меня не помеха, напротив, попутный, почти ураганный ветер лишь ускоряет мой стремительный бег от банка к банку.

Давать подробное описание моих визитов в эти солидные учреждения означало бы без конца варьировать уже знакомые две фразы. Мою, выражающую желание внести какую-то сумму на счет господина Тодора, и банковского чиновника, выражающего недоумение по поводу того, что я ищу какого-то несуществующего Тодора. Несуществующего – что правда, то правда. И все же…

Единственное утешение – проверка идет довольно быстро. Перебрасываюсь на такси в другой, более отдаленный квартал, потом в третий. Список неисследованных учреждений становится все меньше, а тень сомнения в моей голове все больше сгущается. Быть может, я иду по следу человека, которого давно нет в живых? А может, человек этот, живой и здоровый, находится где-то очень далеко от этого города ветров?

Вхожу в какой-то третьеразрядный банк. Помещение не слишком респектабельное: вместо мраморных плит – обыкновенный дощатый пол, почерневший от мастики, вместо бронзовых люстр – засиженные мухами шары, излучающие слабый свет в полумраке хмурого зала. Подхожу к окошку, где принимают вклады, и произношу свою обычную фразу. Чиновник, не вставая с места, выдвигает ящик с карточками. Клиентура этого банка, очевидно, столь немногочисленна, что картотека легко вместилась в один ящик.

Чиновник выхватывает новую зеленую картонку, подносит ее к очкам, потом смотрит поверх очков на меня и сообщает:

– У нас есть Тодороф, а не Тодор…

– Проживающий на Риесгаде, двадцать два, не так ли?

– Нет. На Нерезегаде, тридцать пять, – отвечает чиновник, еще раз кинув взгляд на картонку.

– Значит, не он. Извините, – бормочу я.

И тотчас же иду искать такси.

Нерезегаде – это нечто вроде набережной, тянущейся вдоль искусственных озер. Машина останавливается возле указанного перекрестка, то есть домов за десять от нужного места. Когда же я добираюсь пешком до № 35, меня как громом поразило – оказывается, этим номером отмечено большущее шестиэтажное здание. Шесть этажей, по три или четыре квартиры на каждом – ступай ищи в этом лабиринте интересующего тебя Тодорофа!

Войдя в подъезд, наспех просматриваю надписи на почтовых ящиках, чтобы удостовериться в том, что мне заранее известно: фамилия «Тодоров» отсутствует среди них. Зато на стене висит небольшое объявление, что сдается квартира. В настоящий момент в квартире я не нуждаюсь, но объявление все же пригодилось. Позади меня вдруг слышится чей-то голос:

– Вы кого-то ищете?

Это портье, высунувшийся из своей клетушки. Как у всякого серьезного портье, у него хмурая физиономия и недоверчивый взгляд. Но одари он меня лучезарной улыбкой, я и тогда едва ли стал ему рассказывать, что меня сюда привело. Портье, как известно, работают на полицию, что же касается этого, то он, возможно, снабжает информацией и еще какое-нибудь ведомство.

– У вас тут сдается квартира, – говорю без тени дружелюбия, потому что чем любезнее ты относишься к подобным скотам, тем они становятся подозрительней.

– Есть одна свободная, – неохотно сообщает портье. – Но господин Мадсен унес ключ, и я не могу вам открыть.

– А не могли бы вы позвонить господину Мадсену?