Большая скука

Вернет ли мой старый знакомый деньги? На данный вопрос мне трудно ответить со всей определенностью. И если в свою скромную программу я включил и условие, касающееся финансовой стороны дела, то не потому, что я жалею эти триста тысяч, а потому, что если Тодоров решит вернуть деньги, то это натолкнет его на мысль о возвращении на родину. Что касается последнего пункта, то он действительно может решить мою судьбу, но тут я надеюсь на то, что здравый смысл Тодорова восторжествует. Если, конечно, эгоизм можно назвать здравым смыслом.

Перед ярко освещенным фасадом кабаре «Валенсия» несколько субъектов, раздираемых противоречивыми чувствами, рассматривают рекламные снимки исполняемых в заведении дивертисментов, которые на этих снимках выглядят гораздо привлекательнее самих дивертисментов. Несколько поодаль, почти на самой кромке тротуара, стоит одинокая женщина. Стоит и ждет меня темной ночью, словно героиня старого шлягера.

– Вы сегодня просто ослепительны, – галантно произношу я вместо приветствия.

Но комплимент не помогает.

– Вы заставили меня ждать вас целых двадцать минут, – глядя на свои часы, говорит Грейс ледяным тоном. – Меня, наверно, приняли за уличную девку.

– Подходили клиенты?

– Вы первый.

– Искренне сожалею… Не о том, что я первый, а что заставил вас ждать… Но я заказал разговор с Болгарией, и очень долго не соединяли…

– Разговор, конечно, жизненно важный, – все так же холодно замечает героиня ночного шлягера.

– Не столько жизненно, сколько финансово! Вы же знаете, что в отношении богатства я не могу тягаться с вашим Сеймуром.

– Тогда почему вы ведете меня в это дорогое заведение? – спрашивает Грейс, нехотя приближаясь к входу в кабаре.

– Потому что разговор состоялся. И теперь все в порядке. А главное – вы и в самом деле ослепительны!

В своем сером костюме из плотного шелка, нарядной кружевной блузке белого цвета, с высоко взбитыми черными волосами она действительно выглядит хорошо.

Программу заведения пока что заменяет неистовый вой оркестра, из-за которого несколько дней назад бедный Хиггинс лишился последних остатков слуха. Обстановка все та же – банально-претенциозная. Разве что публики побольше по случаю воскресенья.

Занимаем маленький столик и молча выпиваем по бокалу шампанского, чтобы скорее привыкнуть к розовому полумраку и к волнующему ощущению, что мы снова вместе. Женщина, вероятно, ждет, пока стихнет рев джаза, чтобы задать мне очередной каверзный вопрос, а я жду, пока у нее рассеется дурное настроение.

Впрочем, разговор с Болгарией действительно состоялся – я не стал бы прибегать к уловке, которая завтра же будет раскрыта. Между двумя моими свиданиями – одно в тишине парка, другое здесь, в саксофонном верещании «Валенсии», – я сумел позвонить из отеля в Софию одному знакомому и обменяться с ним несколькими фразами, которые можно понимать по-разному. Я бы не имел ничего против, если бы Сеймур истолковал мой звонок как запрос по поводу его предложения. Это создало бы у него впечатление, что я к его словам отнесся серьезно, и если медлю с ответом, то лишь потому, что жду указаний. А для меня сейчас самое важное – выиграть время. Главная моя задача почти решена. Остается решить менее важную, скорее личного плана – вырваться из объятий Сеймура.

Чтобы усмирить наконец джаз, дирижер делает взмах руками, от которого чуть не взметнулся к потолку. И тут же в мертвой до головокружения тишине я слышу шепот Грейс:

– Майкл, вы меня любите?

– На это я уже дал исчерпывающий ответ, – нежно говорю я.

– Я имею в виду не какую-то там любовь, а скорее привязанность, дружбу…

– А, это другое дело. Я люблю всех людей. Одних больше, других меньше. Вы из тех, кого я люблю больше.

– А Сеймур?

– Перестаньте приставать ко мне с вашим Сеймуром. Ума – палата, согласен, но что из этого?

– Это опасный ум, – говорит Грейс. – Близость с таким человеком здоровья не прибавляет.

– Опасный?

– Его голова, как те тихие машины, что производят ультразвук.

– Слышал что-то.

– Машины, чьи звуковые колебания оказывают вредное действие на организм: при меньшей мощности причиняют головные боли, а при большей – убивают на расстоянии.

– Человеку пора привыкать к головным болям, – замечаю я, почти с кельнерской сноровкой наполняя бокалы.

– Интереснее всего то, что Сеймур питает к вам чувства, которые вы называете дружбой. Просто невероятно!..

– Если не ошибаюсь, он и к вам питает чувства, хотя несколько иного свойства.

– Вы путаете времена глагола, Майкл. Он, может, и питал какие-то чувства, но это было очень давно.

Отпив из бокала, она смотрит на меня своими сине-зелеными глазами, но взгляд ее настолько рассеян, что, кажется, она смотрит куда-то мимо меня.

– Помните ту драку в кабаке? И то, как Уильям бросился вас выручать? Не кто-нибудь, а сам Сеймур пришел на помощь! Если бы я не видела собственными глазами, ни за что бы не поверила.

– А вы ждали, что он будет спокойно смотреть, как те меня убивают?