Большая стирка

…Помимо одежды, больной должен прихватить с собой кошелёк. Это для буфета, где торгуют очень дорогой, очень невкусной, хронически непропечённой стряпнёй. Ею опасно не то, что больных — здоровых кормить. Там начинки кот наплакал, а полусырое тесто вызывает жестокую изжогу и жуткий метеоризм. Вот любопытно, почему общепитовские тендеры на кормление больниц, школ и садиков упорно выигрывают самые вороватые и неумелые кулинары?

«Сравнение некорректно, — скажет читатель, — Тогда время было другое. Люди — щедрее, проще, добрее, покойнее. Богобоязненней».

Зато сегодняшние пациенты, прапрапра…внуки Пашки Галактионова — грамотнее, и знают, как писать челобитные. Несколько раз пугливо оглянутся на двери, покосятся на тёмные окна и прерывисто вздохнут. Выплеснут на бумагу негодование по поводу возмутительных порядков в системе здравоохранении.

Свернут вчетверо исписанный лист, вложат в конверт, купленный накануне за 16 рублей. Умокнув перо, напишут адрес: на деревню дедушке. А какой адрес ни пиши — всё одно письмо вернётся сверху обратно, к тем, на кого жалуешься…

Добегут до первого почтового ящика и сунут драгоценное письмо в щель. И, убаюканные сладкими надеждами, крепко заснут… Им будет сниться печка, а может, радиатор центрального отопления. На радиаторе сидит министр здравоохранения Вероника Скворцова, свесив босые ноги, и читает письмо своим коллегам подчинённым…

Но это уже я незаметно соскочила на другой чеховский рассказ.

День ангела

В редакцию пришло письмо за многими подписями. Письмо дышало гневом: поступок этих людей — преступление! Заражало уверенностью: об этом непременно должны узнать все! Настойчиво звало: приезжайте, убедитесь в достоверности фактов, опубликуйте!

Суть письма: молодые красивые мужчина и женщина, врачи, полюбили друг друга. Поженились. Родился прелестный ребенок — девочка. С дефектом — отсутствовала кисть правой руки. Родители отказались забирать ребенка из роддома.

Людская жизнь, людские судьбы — слишком хрупкая тема, для газеты — особенно. Не замечали: чем меньше мы знаем, тем увереннее судим? Если не знаем ровным счётом ничего, становимся особенно безапелляционными и несносными.

Сколько раз мы, журналисты, сами себя уполномочиваем судить и карать, пригвождать и оправдывать, бесцеремонно вламываясь в чужую жизнь. Размахиваем, точно сверкающим мечом Немезиды, шариковой ручкой и диктофоном: а вот он я, сейчас во всём разберусь, чужую беду руками разведу!

Но Бог судья и родителям, оставившим девочку, и вам — за ваши, и мне — за мои грехи.

В детской поликлинике нашим лечащим врачом была Инна Васильевна. Другая родительница так своего ребёнка не знает, как знала эта врач. Родители старались «пристроить» к ней детей и с других участков.

Дети выросли. Встречаясь с Инной Васильевной, мы здоровалась, та интересовалась, как её бывшие маленькие пациенты. А при очередной встрече доктор держала за руку девочку лет четырёх. На левой руке пушистая рукавичка, а правый рукав завязан снизу нарядным шнурком.

Неужели кто-то из её взрослых дочерей вышел замуж? Но тогда уместнее смотрелась бы коляска с грудничком. Одним словом, вы догадываетесь: педиатр удочерила ту самую девочку…

Порой можно услышать умильные отзывы о человеке: он такой добрый! Видеть не может брошенных животных, или когда на экране бьют человека. Сразу начинает рыдать и пить валерьянку.

Ну, тогда это не добрый, а добренький. Сентиментальный. Мы все сентиментальные. Мы все тут как тут, когда надо поохать-поахать над бродячим искалеченным котенком, сиротой в Доме ребенка, больным малышом, которому требуется операция. Не более того.

Да что сироты, мы не хотим давать жизнь своим собственным детям. Ограничиваемся одним. Оправдываемся, что жизнь непредсказуема, что мы слишком ответственны за судьбу будущего ребенка. Заглядываем на сто лет вперёд: а вдруг не сможем оплатить его учёбу в вузе, не осилим покупки машины и квартиры, поездок за границу? У всех есть, а у него нет.

Но это ложь перед самим собой. Потому что в глубине души отлично знаем: детям нужна только любовь. Ну, а будет ли он, когда вырастет, требовать от нас машину или сам пойдет её зарабатывать — это уже плоды нашего воспитания.

Муж Инны Васильевны от укуса клеща заболел вирусным энцефалитом и умер ровно за неделю до рождения их третьей девочки. Старшей шел третий годик, средней исполнился год. И сразу будто очутилась с маленькими детьми на четырёх пронизывающих ветрах.

А жить дальше надо. Выглядеть сильной хотя бы в вопрошающих глазах малышек. Осталось бабье царство: царство домовитости, небогатого уюта, наполненное извечной женской жаждой самоотдачи: о ком-то заботиться, кого-то утешать, кормить, купать.

— Мама, давай заведём кошечку или собачку!

В доме появилась собака. Чуть подросли:

— А вот бы купить обезьянку!

Ещё подросли:

— Нет, лучше ребёночка. Мама, давай заведём ребёночка.

И в самом деле — если нашлись деньги и время для собаки — которая, поверьте, занимает того и другого немало — почему бы на белом свете не сделать счастливее одного маленького человечка?