Большая судьба

- Это золотоносный пирит! - сказал Аносов. - Ну, как, братцы, будет золото? - обратился он к рабочим.

За всех ответил сухонький, с реденькой бородкой старатель:

- Богатимое место! Только счастье разное.

- Что ты болтаешь? - перебил его другой, с диковатыми глазами. Счастье-то одно для всех тут: ревматизм да грыжа! А то пласты вскрываешь и себя в могилу зарываешь.

- И всё-таки стараешься? - лукаво спросил Аносов.

- Известно. Да и как отстать, когда тянет к жиле. У горщика одна песенка!

Добыча шла удачливо, и Павел Петрович решил вернуться в Златоуст. По грязной дороге, по колдобинам кони потащили экипаж в горы...

А Никифор Сюткин тем временем взмахивал кайлом. Место подошло заманчивое. Тяжелый удар старателя пришелся по раздуву. Кругом твердая порода, а в середине пустота.

- Ух! Что же это? - загорелся Сюткин. Он припал к щели, и сердце часто, часто забилось. Схватив лом, обливаясь потом, он вывернул самородок. Но какой! Вот оно счастье!

В яме лежал огромный темно-коричневый кусок с приставшей к нему мокрой глиной.

- Окся! - закричал старатель. - Кабана выкопал!

Широкоплечая девка бросила бадейку и побежала к яме.

- Батюшки вы мои! Неужто и в самом деле оно?

- Ага, - золото!

Уже бежал народ. Побросав кайлы, лопаты, инструмент, люди торопились увидеть самородок. Поспешил и Шуман.

- Да-а! - в раздумье сказал он. - Это как же так?

- И сам не знаю, - чистосердечно признался Сюткин. - Долблю кайлом край ямы, что под углом бывшей конторы. Слышу - твердое... "Не камень это", - подумал и заглянул туда, а на меня и блеснуло. Просто ошалел я... Кричу Оксе: "Зови смотрителя, самородок выпал!".

В торжественной тишине старатель, краснея от натуги, поднял самородок и взвалил его на тачку.

- Поехали на весы! - крикнул Сюткин.

Под охраной двух казаков, горного поручика Шумана и смотрителя самородок доставили к шлангу. Тщательно обмыли находку и положили на точные весы, которые хранились под стеклом.

Старатель с трепетом смотрел на стрелку. Вот смотритель поставил пудовую гирю, а самородок и не дрогнул.

- Чудо! - вымолвил поручик. - Ставьте еще гирю!

И под тяжестью второго пудовика самородок лежал солидно, внушительно. Прибавили пятифунтовик, но и тут не поднялся золотой клад.

- Еще подкинь! - весело выкрикнул Сюткин.

Наконец стрелка весов сдвинулась, и отсчет показал вес самородка - 2 пуда 7 фунтов и 91 золотник...

- Ну, и Сюткин. Схватил-таки жар-птицу за золотое перо!

- Смотри, не загордись, парень! - присел рядом кряжистый бородач. Золото, брат, не только богатство несет: через него и жадность, и горе, и пропойство...

- Это истина, мужики! - вмешался в беседу старатель с реденькой русой бороденкой. - Скажу вам правду про старое да бывалое...

- Говори, Ермил!

- Так вот, братцы, робил у нас старатель один. Годов пять, поди, на прииске надрывался, а золото в руки не дается. И идет он раз по лесу, а дума одна: "Ух, если бы мне попало золото, враз жизнь по-иному бы повернул!". Только подумал, а тут что-то сверкнуло, словно огнем душу обожгло. Он застыл и глазам не верит: под елочкой золотая свинья стоит. Одумался старатель и стал красться к хавронье, а она от него прочь. Однако мужик смекалистый и упрямый, не растерялся и ну бежать за ней. Догнал и домой приволок. Ну, а избенка, известно, какая его! Закут, темно, тесно, бедность; тараканы, и те с тоски передохли. А тут такое богатство привалило! Видно, измытарился от голодухи, горемыка. Что ж на свинью-то глядеть: отрубил он ей ногу, иначе нельзя обойтись. У самого сердце ноет: жаль свинью без ноги оставить. Ладно, приделал ей осиновую.

- Ух ты, ловкий! - засмеялся Сюткин.

- Погоди смеяться, сказ еще не весь, - сурово остановил его рассказчик. - Сдал он свиную ногу перекупщику и выпил... А выпил - и в кураж вошел. Между тем денежки уже все. Пришлось вторую ногу рубить, а там, глядишь, третью. Отрубит и осиновую приделает. Через неделю, родимые, стала свинья на осиновых ногах. Потом, глядишь, и уши оборвал. Заскучал парень и решил раз во хмелю показать себя: разрубил всю свинью, продал по частям золото и забедокурил. Пил сам, весь прииск споил, бархатом дорогу укрывал, окна бил. "Чего хочу, то и сделаю!" - ломался он. Свинья хоть и золотая, а не на долго хватило: всё в трубу дымом вышло. Пришлось без похмелья на работу стать, опять на золото. И снова нищ, - яко наг, яко благ, яко нет ничего! Поглядел на свое рубище, вздохнул и говорит: "Эх, на мое горе кто-то свинью подложил... Если бы теперь попала, умнее был бы..."

- Нет, шалишь, не всегда такое фартит! Раз-два, - а весь век - нищий и каторжный! - с горечью сказал кряжистый бородач. - Ну, братцы, за работу пора! Гляди, нарядчик идет!

И опять все взялись за кайла и лопаты, и стали ворошить холодную влажную землю...

В это время поручик Фишер с конвоем казаков отвез самородок в Златоуст. Аносов внимательно осмотрел золото и велел снять точную деревянную копию с самородка, которую густо позолотили и положили на хранение в арсенал.

Павел Петрович сказал поручику: