Большая судьба

Не хотелось уходить с Дворцовой площади. Медленно двинулся Аносов по Мойке к Марсову полю. Две-три сотни шагов, и вот уже Зимняя канавка тихая и глухая, а против нее квартира, в которой недавно жил Пушкин. Прижавшись к чугунной решетке набережной, Павел Петрович снял фуражку и долго созерцал темные пустые окна осиротевшего жилья.

Аносов на минуту прикрыл глаза, прислушался к шагам одинокого прохожего. И ему почудились шаги Пушкина. Вот он проходит в темной крылатке и в цилиндре, постукивая о каменные плиты тростью. И до того было ярко это ощущение, что казалось: стоит открыть глаза, и перед ним пройдет живой Пушкин…

С грустью покидая это место, Аносов побрел дальше, к Марсову полю, обрамленному садами и величественными зданиями. Вот памятник Суворову. Позади в гранитных берегах медленно течет Нева, а за Лебяжьей канавкой раскинулись тенистые аллеи Летнего сада. Среди вековых лип высился золотой шпиль Инженерного замка, а впереди был простор, на котором происходили парады.

Но на Марсовом поле среди превосходных садов происходили не только парады, — Николай I устраивал тут и экзекуции. Провинившихся солдат прогоняли по «зеленой улице».

Прочь, прочь отсюда!..

Аносов вернулся к набережной и пошел вдоль Невы. Куранты Петропавловской крепости пробили одиннадцать часов, а над Петербургом всё еще разливался серебристый свет. Высокий шпиль крепостного собора сиял мягким блеском зари. Начиналась белая ночь…

Со смутным чувством тревоги Аносов вернулся на квартиру. Тихо прошел он в отведенную ему комнату и улегся отдыхать. Но в окно глядела светлая полоска неба, нижний край которой вспыхнул золотой каймой. Загоралась утренняя заря, спешившая сменить вечернюю…

На другой день в полдень Павел Петрович направился в Горный корпус. Он захватил с собой заветную полоску булата. Секрет ее, несомненно, заинтересует ученых. Один конец этой полоски закален так, что крошит своей твердостью лучшие английские зубила, другой — отпущенный — мягкий, словно железо. В одной пластинке два качества: булат и мягкое железо. Но этого мало — полоска обладает еще и сильными магнитными свойствами. Тут было над чем поразмыслить.

В раздумье он дошел до величественного здания, перестроенного Воронихиным. Вот широкая лестница, знакомые скульптуры, над которыми возвышался фронтон с барельефным фризом.

Волнение охватило Аносова. «Сейчас Захар распахнет дверь, бросится на грудь!» — подумал он и взялся за бронзовую ручку…

У порога стоял бравый усатый служитель в синем мундире. Увидев полковника горной службы, он вытянулся в струнку.

— Здравия желаю, ваше высокоблагородие! — молодцевато приветствовал он и спросил: — Сынка желаете определить?

— Да нет, в гости пришел! — ответил Павел Петрович. — А где же Захар?

— Позвольте спросить, какой Захар? — с недоумением посмотрел на него служитель. — Таких тут не значится. Я уж тут десятый годок выправляю службу, что-то не упомню такого.

— Да его все питомцы Горного знают. Неотделим от Корпуса…

— Извините, когда это было? — вежливо спросил служитель.

И тут только Аносов вспомнил, что это было давно, двадцать три года тому назад. Он смущенно сказал об этом. Унтер усмехнулся и вымолвил:

— Да он, ваше высокоблагородие, давно на погосте успокоился. Шутка ли, столько лет прошло…

Пусто и нехорошо стало на душе у Аносова. В это время навстречу ему по лестнице спускались два кадета. Один из них, высокий и стройный, приветливо обратился к Павлу Петровичу:

— Вам директора?

— Мне безразлично кого… Просто хочу увидеть коллег, классы… Давно, очень давно, я учился здесь…

Юноши переглянулись, и старший быстро спросил:

— Кто же вы?

— Горный инженер Аносов. Мое имя ничего не скажет вам, — скромно ответил Павел Петрович.

Но тут неожиданно совершилось то, что глубоко взволновало его. Кадеты разом оживились и бросились вверх по лестнице.

— Господа, к нам приехал господин Аносов! — закричали они.

На площадку высыпала толпа кадет, вышли и воспитатели. Они окружили Аносова, жали ему руки.

«Нет, я еще не забыт здесь, — с облегчением подумал Аносов. — Мои труды сделали меня здесь желанным гостем!» — Павел Петрович обнял двоих кадет за плечи и так пошел с ними вперед, в знакомые залы. Всё сохранилось на своих местах. Среднего роста блондин с бледным лицом почтительно представился ему;

— Илимов, физик…

Простое, открытое лицо. Такие люди отличаются честностью, и Аносов сердечно пожал протянутую руку.

Павла Петровича провели в спальные. Вот в углу коридора на козлах барабан. На нем бьют зорю. За порогом — выстроенные в ряды кровати. Когда-то малышом и он спал здесь, мечтая о горной службе. Каждая мелочь приводила его в умиление.

Незаметно прошли два часа. Аносова подвели к сухопарому, с рыжеватыми баками господину. Кто-то сзади шепнул:

— Академик Гесс!

Павел Петрович поклонился и назвал себя. Ни один мускул не шевельнулся на лице ученого. Он скучающе поднял вылинявшие глаза и промямлил:

— Рад, весьма рад, видеть вас, но извините, спешу на лекцию.

— Разрешите мне присутствовать на ней? — попросил Аносов.