Большая судьба

Навстречу шел высокий сухой старик в генеральской форме. Своим странным одеянием — теплой шинелью, треуголкой с султаном из белых перьев, зеленым шелковым козырьком-щитком над глазами — он вызывал улыбки прохожих. Инженер удивленно посмотрел на министра. Взоры их скрестились.

— Ты, голубчик, из горного департамента? Подойди-ка сюда, любезный! предложил Канкрин.

Павел Петрович вытянулся и отрапортовал:

— Корпуса горных инженеров полковник Аносов, ваше высокопревосходительство.

— Как? Тот самый, из Златоуста? — вдруг изумился министр и повеселел: — Ты здесь… Зайди-ка завтра ко мне, сударь! — Он протянул Павлу Петровичу сухую костлявую руку и удалился, шаркая большими ногами…

Подошли дни, которых так жадно ждал Аносов, — вот-вот наступит настоящее признание его трудов. «Горный журнал» принял к опубликованию его научную работу «О булатах». В академических мастерских Генгерсоном были произведены опыты над аносовской сталью. Она оказалась настолько крепкой и твердой, что с успехом применялась для обточки теодолитовых осей, тогда как ранее эта операция требовала алмаза.

На Монетном дворе генерал-майор Армстронг тоже произвел испытание стали. И здесь была одержана победа: аносовские стали оказались наилучшими для изготовления штампов.

Наконец Аносова принял Канкрин. Никогда еще этого не бывало: Егор Францевич встал и любезно встретил Аносова. Желтые, вялые щеки старика оживились, и в серых глазах появились искорки жизни.

— Я рад за вас, — начал министр и пристально взглянул на горного инженера.

Аносов почувствовал, что предстоит что-то важное.

— Вы колдун! — продолжал Канкрин. — Ничего не скажешь о вашей удаче в поисках золота. Поздравляю вас, — министр торжественно протянул руку. — Вы произведены в генерал-майоры!

Новость была приятной, но Аносов ждал иного — широкой поддержки его начинаний.

— Вы довольны? — дошел до его сознания глуховатый голос Канкрина.

— Благодарю, ваше высокопревосходительство. Тронут заботами, поклонился Аносов…

Министр провожал его до порога кабинета. Чиновники горного департамента заметили внимание вельможи и бросились поздравлять Павла Петровича. Сутулясь, Аносов прошел через канцелярию. Одна мысль, злая и неугомонная, сверлила мозг: «Здесь, в Петербурге, не любят Россию — свое великое отечество, своих сынов! Мы — пасынки на своей родной земле!».

…Зимой по февральскому зимнему пути он выбыл в Златоуст. На почтовых станциях, в столице, в Москве и на всем пути до Урала, много говорили о предстоящем строительстве железной дороги Петербург — Москва, о том, что главные заказы на рельсы и паровозы переданы Англии.

В Казани на почтовом дворе Аносов встретил одного важного господина. В ожидании смены лошадей проезжий непререкаемо изрекал:

— Русские — ленивый народ. Им правили варяги, потом татары, теперь немцы! Как хотите, господа, так суждено самим господом богом. Смотрите, англичане доставят в Россию и паровозы и рельсы.

У Аносова кровь прилила к голове. Он вскочил и решительным шагом подошел к незнакомцу.

— Сударь! — угрожающе сказал он. — Если вы не прекратите клеветы на русский народ, я не ручаюсь за себя.

— Позвольте, позвольте, я не понимаю вашего… — пожимая плечами, запротестовал проезжий.

— Это следует понимать! — резко вымолвил Аносов. — Знаете ли вы, что на Урале уже шесть лет, как действует первая железная дорога? Слышали ли вы, сударь, о Черепановых? Известны ли вам имена Ивана Ползунова и Фроловых? Вы ходите по великой земле, родившей Ломоносова, и поносите талантливый народ!..

Важный путешественник поспешил ретироваться. Сбегая с крыльца, он развел руками и вымолвил на ходу:

— Скажите, какой решительный генерал!..

Глава пятая ВОЗВРАЩЕНИЕ НА УРАЛ

Падал густой снег, когда тройка приближалась к Златоусту. В белесой мути скрылись вершины Таганая, Юрмы, очертания Уреньги. Кони ускорили бег. Ямщик ухмыльнулся в бороду:

— Городок близко, почуяли стойла!

Вот и первые домики. Из снежной пелены навстречу медленно выползали дровни. На них лежал грубый тесовый гроб. Печальная встреча. У гроба сидел лишь возница, кругом ни одной души.

— Стой! — крикнул ямщику Аносов.

Кони остановились. Смолкли погремки-бубенцы. Павел Петрович вылез из саней, снял треуголку и медленно подошел к дровням. Седой, нахмуренный возница с недоумением посмотрел на генерала.

— Кого хоронишь? — спросил Аносов.

— Безродного на погост везу, барин. Медведь в лесу задрал.

Мрачное предчувствие овладело Аносовым. Он невольно воскликнул:

— Неужели дед Евлашка погиб?

— Он и есть, барин. Бобыль, и хоронить некому. Эх, и дела! — вздохнул дед.

Павел Петрович махнул ямщику, тот понял жест: повернул тройку и поехал следом за Аносовым, который безмолвно пошел за гробом. Кладбище было далеко за городом на горном скате. Из ущелья дул пронизывающий ветер, но Павел Петрович не надевал треуголки. Снег редел.

Возница пожаловался:

— Продрог до кости. Зипунишка, вишь, какой дрянной…