Большая судьба

Аносов забрался в возок, рядом устроился адъютант. Ямщик свистнул, и тройка помчалась по снежной равнине. Было к вечеру, когда Аносов облегченно подумал: «Ну вот и буран обогнали? Скоро и Омск!». Высунувшись из кибитки, он сказал ямщику:

— Полегче гони!

Черные глаза мужика угольками сверкнули из-под нависших бровей. Он мотнул головой:

— И так, и этак худо! Гляди, барин: меж кустиков на степи снежные струйки потекли. Будет опять пурга! Отгуливает зимушка свою последнюю буйную удаль…

Павел Петрович взглянул на восток. Оттуда надвигалась сизая туча. Навстречу в лицо ударил ветер, и в степной тишине почувствовалось что-то зловещее. Аносов незаметно задремал. Он очнулся от толчков, свиста и воя ветра. Впереди за пологом в наступившей темноте бушевала пурга. Тревога и беспокойство невольно овладели Аносовым.

«Ничего, — подумал он, — скоро Омск!»

Но в этот миг могучий вихрь опрокинулся на путников, и возок неожиданно накренился.

— Берегись, барин, тут овраг! — донесся до него окрик ямщика. Возок кувыркнулся, полетел куда-то вниз, дверца распахнулась, и Аносов выпал в глубокий сугроб. Вслед за этим на него упал солидный адъютант, а сверху навалились чемоданы. Всей этой огромной тяжестью Павел Петрович был придавлен и уже не слышал ни завываний метели, ни крика ямщика. Спирало дыхание, и всем существом стало овладевать оцепенение, безразличие. Всё сознавалось смутно, и сколько времени он пролежал под тяжестью в глубоком сугробе, Аносов не помнил. Когда пришел в себя, с трудом выбрался из-под чемоданов и заполз в кибитку. Там уже возился адъютант.

— Пожалуйте, ваше превосходительство, тут совсем тепло! — и он заботливо прикрыл Аносова медвежьей полостью.

Ямщик верхом ускакал за помощью в Омск.

— Осьмсот верстов проехали, а тут осьмнадцать не пересилю? Шалишь! кричал он под вой бурана, погоняя выбившуюся из сил лошадь.

Мороз усиливался, ветер поднимал тучи снеговой пыли, однако Аносов не ощущал холода.

Медленно тянулась бесконечная, томительная ночь. Должно быть, прошло много часов.

«Наверно, скоро утро, — подумал Павел Петрович. — Но отчего до сих пор не видать просвета? Что за могильная тишина?» — Он с большим трудом освободил руку и дотронулся до адъютанта. Завернутый в тулуп, тот сладко спал.

Наконец вдали послышался колокольчик, а вскоре зарыхлился снег, «Кажется, нас отрывают», — догадался Аносов.

В самом деле, напрягая все силы, ямщик на обледенелых лошадях с большим трудом добрался до Омска и поднял тревогу; помощь пришла только к утру; Аносова и адъютанта освободили из-под снежных заносов.

Пурга улеглась. На морозном небе синела лазурь. Кругом стояла нетронутая тишина, и странным казалось только что случившееся. Павел Петрович чувствовал пока только усталость и сонливость. Едва добравшись до Омска, он поторопился в постель и заснул крепким сном.

Пробудился Аносов от болей в горле и пожаловался на это хозяйке. Сбегали за лекарем. Старый служака внимательно оглядел больного и сказал внушительно:

— Вам, батюшка, надо отлежаться несколько деньков в тепле да горячего молочка попить. А нет ли рому? Чего бы лучше!

Аносов встал с постели, оделся и сказал:

— Рому нет. Не пью. Молоко тоже не буду пить. Здоров! Всё пройдет.

Лекарь укоризненно покачал головой:

— Жаль, что не желаете послушаться доброго совета! После этого может случиться осложнение.

Аносов махнул рукой:

— Семи смертям не бывать, а одной не миновать!..

Глава девятая СЕНАТОР ИЗ САНКТ-ПЕТЕРБУРГА

В апреле, наконец, прибыл в Омск сенатор Анненков. Он остановился в генерал-губернаторском дворце и первые дни уклонялся от деловых разговоров с Аносовым. Высокий, с изрядно полысевшим черепом, длинноносый, Анненков чем-то напоминал старого, облезлого ворона. Однако он не хотел замечать старческих своих немощей и усиленно ухаживал за дамами. На второй день по приезде сенатора во дворце генерал-губернатора дан был концерт. Анненкова, в парадном мундире при голубой ленте и звездах, окружили дамы, с которыми он охотно делился столичными новостями. Аносов удивился: на вечере не было Ивановой. Эта умная, образованная женщина была дочерью декабриста Анненкова.

Павел Петрович тихо спросил об этом у генерал-губернатора:

— Что с Ивановой? Она больна?

Вельможа удивленно пожал плечами:

— Ах, сударь, вы не хотите понять простой вещи: совместима ли у меня в доме встреча сенатора и дочери декабриста!