Большая судьба

— Было это давным-давно, может тысячу лет назад, всё мхом да быльем поросло, а золотое, заветное словечко дедовское до нас дошло. Сказывали пращуры наши, что на краю земли русской, у ясного озера, среди дремучей алтайской тайги стояли могучей заставой русские богатыри: Илья Муромец, Алеша Попович да Добрыня Никитич, — а с ними оборону держал молодой да хваткий корешок-дубок Колыван Иванович. Сила в нем бурлила, как река в паводок, и тешил он свою душу богатырскими потехами, брал камни-скалы и складывал грузные глыбищи причудами. Душа у него была теплая да ласковая, не обманчив глаз. И такие веселые камешки подбирал он, и так ставил их, что диво-дивное сотворил. Украсил он землю нашу трудовую и берега озёрные; ушла застава богатырская, а память осталась. Ох и красота! — с жаром вздохнул ямщик. — Подойди к берегу — и увидишь: не скала над Колыван-озером, а живой зверь будто припал к водице, а рядом змей невиданный на гору ползет, а там башня высокая, недоступная. Повернись вправо — ящер зеленый, чудовище огромное глядит на тебя да завораживает. Обойдешь его — и опять чудо: обернется глыба лесным человеком, а то резным теремом. И что ни поворот, всё по-новому, как в сказке сказывается. Люди вдосыта не налюбуются мастерством Колывана Ивановича. Вишь, какую красоту да лепость сотворил. И по любви большой к богатырю дали светлому озеру доброе имечко «Колыван». И стоять ему навечно да радовать людей, а про камни цветные, яшмы зеленые, про порфиры — в другой раз… Пора, господа, торопиться, до ночи к Саввушкину бы поспеть!

Аносов нехотя встал; от ручья пахнуло холодком, Павел Петрович поежился от озноба и вдруг почувствовал боли в горле. Стало не по себе. Превозмогая неожиданное недомогание, он сказал ямщику:

— Ну, спасибо, брат, за сказку. Хороша!

— Э, нет, барин, то не сказка, а быль! Кто не верит в золотые руки простолюдина, тому поведанное за сказку сойдет, а душевному человеку в большую радость она оборачивается. Глянешь на наших камнерезов — и догадаешься, что могучую да богатую душу надо иметь, чтобы создать такую красоту!

Снова мчат кони. Пошли холмистые предгорья Алтая, одетые в шумящую зелень. На закате добрались до Саввушкина и заночевали, а утром на восходе тронулись дальше. Не прошло и получаса, как тройка вынесла коляску на берег озера.

— Вот она, наша краса! — горделиво выкрикнул ямщик. — Вот оно, наше Колыван-озеро!

Перед взорами путников открылось незабываемое зрелище. Как огромное сверкающее зеркало, лежало озеро среди живописных гранитных скал, напоминавших причудливые фигуры. И в самом деле, всё казалось фантастическим.

— Пойми, где тут сказка, где явь, — обмолвился сенатор и похвалил: И впрямь, твой Колыван Иванович был великий мастер.

— Это истинно, — согласился ямщик.

Долго Аносов и сенатор любовались причудливыми скалами, игрой света и теней. Потом двинулись к шлифовальной фабрике. Здесь, в этих местах, в демидовские времена и были обнаружены первые руды в чудских копях.

Всё дальше и дальше катилась коляска, всё больше и больше громоздились причудливые скалы. Пихты, кудрявые березы, заросли черемухи и рябины теснили дорогу. Потоки прохладного, пряного воздуха освежали лица.

Наконец засеребрилась река Белая, и на берегу показались хорошо отстроенные каменные строения.

— Вот и шлифовальная фабрика!

Ямщик разом осадил коней перед широким крыльцом конторы, соскочил с козел и, сняв шапку, поклонился горным начальникам:

— Прибыли, господа хорошие. Здравствуй, наша матушка — Горная Колывань!

На обширном дворе лежали обтесанные глыбы горных пород — порфира, яшмы самых живописных рисунков, горки зеленых камней и мрамора. Запыленные самоцветы под солнцем казались безжизненными, блеклыми. Из нижнего этажа фабрики доносилось жиханье пилы.

Прежде чем прибежал управляющий гранильной фабрикой, Аносов увел Анненкова в мастерские. В сыром полутемном подвале потные мужики передвигали громадные камни. Рядом шумела в ларях вода, и замшелое колесо приводило в движение пилу. Работные осторожно подводили глыбу к стальным зубьям, которые со скрежетом пилили цветной камень на пластины. На полу и на стенах слоем лежала каменная пыль. Сенатор расчихался.

— Здесь неинтересно, покажите, где работают яшмоделы, — попросил Анненков.

— С удовольствием, — согласился Аносов. — Сейчас вы увидите на самом деле чудо!

Они поднялись в светлицу. Солнечные лучи пронизывали облака наждачной и каменной пыли, и то, что увидел Анненков, взволновало его. За большим станком сидел старик. Огромная бородища в пыли. Из-под очков на сенатора смотрели умные светлые глаза. Перед стариком на круге стояла изумительной красоты ваза из голубой яшмы. Осторожными, четкими движениями камнерез наводил узор. Из-под корявых крючковатых рук мастера рождалось диво — яшма светилась синим жарким небом. Круг, на котором стояла ваза, вертелся, что-то сверкало в руке старика, из-под ладоней вспыхивали голубые искорки и угасали, — камень пробуждался к жизни.

— Превосходная работа! — восторженно сказал Анненков и, обратясь к гранильщику, спросил:

— Как же получается это чудо?