Большая судьба

— Схватила, подлая! Задушила заюшку в один момент. Хитра лисанька… Гляди, а вон тут вчера волк пробежал! — показал он на следы зверя…

Аносов молчаливо шел позади проводника. Не хотелось говорить, любо было прислушиваться к ропоту лесной пустыни, разгадывать ее тайны. Дед Евлашка радовал и удивлял Павла Петровича. Старик спокойно и мудро читал книгу природы. Каждая страница ее казалась интересной, и Аносов боялся пропустить что-либо из замеченного Евлашкой…

На скате горы шумели густолиственные березки. Где-то гомонил ручей. На старой сосне выстукивал дятел. Совсем близко из темного дупла выскользнул маленький полосатый бурундук. Заслышав людей, осторожно оглянулся и проворно скрылся среди густых ветвей огромной ели. В чаще, в невидимом затоне, крякнула утка и смолкла.

— Вода, стало быть, рядом! — пояснил Евлашка и свернул с тропки в густые кусты.

Занимался жаркий солнечный денек, под ясным голубым небом неподвижно лежало светлое Ильмень-озеро. Кругом на берегах песок да камень, смолистая жаровая сосна стеной стоит; под утренним светом искрится хвоя. В воде отражается каждое легкое летучее облачко, каждое дерево и кустик, склоненные над берегом.

— Ох, и любо! — вздохнул во всю грудь Евлашка и приостановился на отмели. — Глянь-ко, Петрович, какая лепость: вода как ясный горный хрусталь, — на дне все камушки считай!

Аносов стоял очарованный нетронутой красотой. Перед ним синели Ильменские горы, легкий туман прозрачной пеленой уплывал к лесу. Кругом неподвижная, глубокая тишина. Ничто не нарушало ее, ни один звук не тревожил невозмутимого покоя: не прошелестит под ветром лист, не рявкнет зверь, не прокричит чайка над озером. Только щуки, как быстрые тени, скользят в глубине вод да вверху в прозрачном небе неслышно кружит ястреб. В укромной заводи, недалеко от берега, спокойно плавают белые лебеди.

— Ты гляди, что за диво! — прошептал Евлашка и неосторожно треснул сучком. Лебедь-вожак насторожился, горделиво поднял голову и, заметив людей, взмахнул крыльями. За ним встревожились другие. Они приподнялись и, с силой ударяя крыльями, побежали по воде. Точно осколки горного хрусталя, во все стороны полетели сверкающие брызги. Легко и плавно, как белоснежное сказочное видение, расправив розовеющие на солнце крылья, лебеди стаей потянули к дальнему острову.

— Разумная тварь! Ушла подальше от греха! — одобрительно отозвался дед и неторопливо пошел к челну. Столкнув суденышко в воду, он забрался в него.

— Ты, Петрович, садись, а ружьишко положи. Грех бить такую тварь и рушить благолепие!

— Рука не поднимется. Ружье прихвачено на хищного зверя да на злого человека для острастки! — сказал Аносов.

— То-то же! — одобрил Евлашка и взялся за весло. Павел Петрович уселся на корме. Слегка покачиваясь, челн скользил среди зеркального простора. Из-за мохнатых хвойных вершин прибрежного леса золотыми стрелами вонзались в озеро солнечные лучи. На густых травах и камыше сверкала тяжелая роса. Челнок плыл мимо лесных зарослей черемухи, рябины, ольхи. Их сменил пахучий бор. Как могучие богатыри, закованные в золотые латы, на берег вышли вековые мачтовые сосны. Аносов жадно рассматривал всё на пути.

«Земля обетованная! — подумал он. — Человек мечется по серому и скучному Санкт-Петербургу, не ведая, сколько красот и прелестей таится в пространствах российских».

Впереди в легкой синеве всё выше вставали гребни Ильменских гор. Здесь на небольшом пространстве земли собраны все богатства земных недр.

— Богат и сказочен наш уральский край! — восторженно сказал старику Аносов.

— Эх, милый человек, да Урал-батюшка — это каменные кладовые бесценного добра! — оживленно заговорил Евлашка, и глаза его засветились молодостью. Широкоплечий, медный от загара, он медленными, величавыми движениями шевелил веслом. — Хочешь, Петрович, я тебе нашу уральскую старинушку спою? От дедов и прадедов к нам дошла и по сию пору силу свою сохранила!

— Что же, спой, послушаю! — заинтересовался Аносов.

Евлашка откашлялся в руку, огладил коротким движением бороду, и лицо его сразу стало торжественным.

— Ты уж не обессудь, как умею, так и спою, от души! — предупредил он.

Слегка прижмурив глаза, подставив лицо солнцу, дед Евлашка запел:

Стоит Урал-богатырь стальной.
Кудри его да белокурые,
Глаза у него словно звёзды ясные,
Кафтан-то на нем весь в золоте,
Опоясочка да во серебре,
Сапожки на нем жемчужные,
Каблучки-то у них алмазные…

Мечтательность лежала на добродушном лице Евлашки. Где-то из овражины, ворчливо булькая, впадал в озеро ручеек. Дед взглянул в сторону болтливой струйки, перевел дыхание. Глаза его выражали тихую грусть. Аносов невольно залюбовался стариком, а тот, собравшись с силой, снова запел: