Большая телега

Здесь не было посетителей, зато были звуки – не только негромкая музыка из радиоприемника, но и все остальные звуки, которые можно обычно услышать в баре – перестук стаканов, звяканье ложек в чашках, скрип стульев, бульканье льющейся жидкости, негромкие голоса.

Когда я успел сюда зайти – понятия не имею. Но, выходит, зашел как-то, еще и стул с площади, похоже, с собой прихватил, вот он, подо мной. Взял и спер, неловко вышло. Интересно, а хозяин-то куда смотрел? Я поднялся и хотел было отнести стул обратно, но чья-то прохладная ладонь легла на мое плечо.

– Вам нравится в Сполето?

Я обернулся. Моя новая собеседница была не так красива, как женщины, которых я встретил на площади. Природа наделила ее правильными, почти скульптурными чертами лица, но слишком бледная кожа, неухоженные волосы с остатками прошлогодней химической завивки и сонный взгляд портили впечатление. Зато она говорила по-русски. Это обстоятельство показалось мне не просто удивительным совпадением, а настоящим чудом, хотя теоретически почему бы ей не быть русской, их – нас – теперь где угодно можно встретить.

– Кажется, уже нравится, – вежливо ответил я и вдруг понял, что это неправда.

Жареное мясо, вино, музыка и красотки на площади – все это было прекрасно, но я бы, честно говоря, предпочел сейчас оказаться дома. Вот так – раз, и все, и приехали. Ну или хотя бы в Риме, на виа Милаццо, в безымянном баре с треснутой и заклеенной скотчем витриной, одноглазый хозяин которого скверно моет чашки, зато варит превосходный эспрессо, и, самое главное, там мне сразу становится спокойно, даже немного скучно, зато уютно, как будто я вырос в этом квартале и собираюсь провести здесь всю оставшуюся жизнь, бестолковую, беспутную и безмятежную, с полным отпущением грехов в далеком пока финале.

– Вот и мне, кажется, уже нравится, – неуверенно сказала женщина. – Здесь хороший климат. Со Свердловском вобще не сравнить. И меня перестала мучить бессоница. Здесь я сплю по десять часов в сутки. Спала бы больше, но все остальное время надо быть в баре.

– О. Так вы здесь работаете, – вежливо заметил я – лишь бы что-то сказать.

– Работаю? – Она нахмурилась, словно бы припоминая значение этого слова. – Ну, можно сказать и так. Я здесь сижу.

– О-о-о, – уважительно протянул я. – Так это ваш бар?

– Мой? – Женщина снова нахмурилась, подумала и наконец вяло согласилась: – Ну да, наверное, в каком-то смысле, мой.

– Мама, этот дядя теперь с нами останется?

Откуда-то из подсобки, как чертик из коробочки выскочил сущий ангелочек – прелестное белокурое голубоглазое дитя женского рода, хоть сейчас на открытку.

– Не знаю, деточка, – равнодушно ответила женщина. – Как получится.

– Прости, ребенок, но – нет. Не останусь, – твердо сказал я.

– Ей очень не хватает отца, – женщина развела руками. – Мы тут, а он – нет. Не смог остаться. Дела… Мне здесь нравится, о дочке и говорить нечего, для ребенка здесь рай, а все-таки скучаем. Плохо, что отсюда нельзя уехать. Я бы ненадолго…

– Как это – нельзя?!

Я неожиданно испугался, и оттого рассердился на эту дуру. Уехать, видите ли, нельзя. Тоже мне, выдумала проблему на ровном месте.

– Уехать проще простого! – Я почти кричал. – Вокзал рядом, поезд до Рима каждые два часа, билет недорогой, а там…

Женщина ничего не сказала, но покачала головой, ласково и укоризненно, словно имела дело с заигравшимся ребенком, переставшим отличать вымысел от реальности – дескать, какой может быть вокзал, какой поезд, какой Рим, что ты, миленький, успокойся, тшшш. И я почувствовал, как ледяной слизень ужаса начинает триумфальное шествие по моему позвоночнику, в желудке проснулся и ворочается нехороший горячечный еж, а волосы топорщатся на затылке.

– Извините, – пробормотал я, чувствуя, что еще немного, и ударю ее. – Я сейчас.

Распахнул дверь и, едва сдерживая детское желание завопить, чем громче, тем лучше, вывалился на улицу. Ничего страшного там, кстати, не оказалось, улица как улица, почти пустая, но в конце квартала маячила пара длинноногих подростков, неспешно от меня удалявшихся.

Надо же как повезло, с мрачным облегчением подумал я. Забраться в самое сердце Умбрии и почти сразу встретить чокнутую соотечественницу. И принять ее гон за чистую монету. И перепугаться неведомо чего. Хорошо хоть не усрался сразу на месте. Мои поздравления. Теперь можно и на вокзал.

До поезда оставалось еще часа полтора, но я решил, что впечатлений с меня хватит. Будем считать, по Сполето я уже нагулялся. Ну их в жопу, эти фрески. И акведук туда же. И арку заодно. В интернете картинки потом посмотрю, если невмоготу станет. Зато вот на фестиваль попал. Стало быть, можно ставить галочку – не зря приехал. И уматывать отсюда, уматывать, от греха подальше… Да, я испугался. Да, сумасшедшей идиотки. Да, сам такой же псих. Да, еще хуже. Согласен с размещением соответствующей карикатуры на внутренней доске позора. А теперь можно мне, пожалуйста, домой?