Большая телега

– Полно, совершенно верно. Причем некоторые из них совсем рядом. Видите белобрысую парочку у стойки? Брат и сестра Бернштайнвинд[64], романтические золотоглазые немцы, по вечерам, налившись граппой по самые брови, они бредут на пляж и вслух читают морю отрывки из Томаса Манна. Море, впрочем, остается довольно; не знаю, любит ли оно немецкие романы, но обожает внимание… А эксцентричный синьор за дальним столиком, в шляпе канотье, красных подтяжках и с хризатемой в петлице – ни кто иной как сам Бурашка Сильх[65]. По утрам он приходит на пляж несносным мальчишкой и швыряется камнями в купальщиков, к полудню взрослеет и становится вполне милым человеком, невзирая на ужасные подтяжки, но спать уходит сварливым, вздорным стариком – такие уж у него причуды. А вон в тех шезлонгах – нет-нет, левее! – возлежат синьориты Солано[66]. Отсюда, пожалуй, не разглядеть, но они выглядят как бабушка и внучка, вернее, как прабабушка и правнучка; характер у обеих не сахар, при этом девочка ведет себя, как выжившая из ума старуха, а бабка, напротив, как капризная девчонка… А скоро здесь появятся сестрицы Инферно[67], в это время они обычно обедают, а за ними непременно притащится пан Йоновек[68], он очень трогательно, в старомодном духе ухаживает за всей троицей, не в силах выбрать одну из барышень; впрочем, его можно понять… Так что, да, я говорила вам сущую правду, ветров в Чивитанове больше, чем обычных курортников. Но что толку, если никто не желает дуть. На вас вся надежда.

– Почему – на меня? Я-то точно не ветер.

– Пока нет, – согласилась она. – Но я почему-то уверена, вы совсем не прочь попробовать, каково это.

– Я-то, может, и не прочь. Но я, ничего не попишешь, уже родился человеком. И прожил в таком виде сорок с лишним лет. Довольно поздно что-то радикально менять, вы не находите?

– А по-моему, как раз самое время. Я уже говорила вам: есть много разных способов быть – для ветра и для человека, вообще для кого угодно. Люди обычно довольствуются одним-единственным способом, это правда. Но когда я увидела вас, сразу поняла, вы почти такой же жадный, как ветер. Из вас вполне может выйти толк.

Только теперь я почувствовал, что непринужденная беседа наша зашла в тупик – тот самый, где ноги становятся ватными, а тело тяжелым, как в страшном сне, а выход, как и во сне, только один – немедленно проснуться. Чего бы это не стоило.

– Мне не нравится, как стал складываться наш разговор, – сказал я. – Пока вы просто развлекали меня разными историями, а я сидел и слушал, все было прекрасно. Но теперь вы вдруг начали требовать, чтобы я стал ветром – в шутку, конечно, теоретически я это понимаю, но чувствую, что еще немного, и я начну относиться к вашим словам почти серьезно, или даже, чего доброго, слишком серьезно; собственно, уже начал. Это нечестно.

– Почему именно «нечестно»? – удивилась она.

– Потому что я уже готов вам поверить, а все еще не знаю, кто вы. И что за игру ведете. И почему именно со мной? Только потому, что я понимаю по-русски, а вы это заметили?

– Вот уж это точно не причина, – неожиданно рассмеялась моя загадочная незнакомка. – Некоторые ветры считают, что у людей всего один язык, просто никто не знает его целиком, вот и не могут договориться. А некоторые считают, что языков на свете столько, сколько живых людей, у каждого свой, просто некоторые языки похожи друг на друга до такой степени, что между их носителями может возникнуть сладкая иллюзия взаимопонимания, а некоторые, напротив, совершенно не похожи. Впрочем, прикладного значения эти теории не имеют – в любом случае, ветер всегда говорит с человеком на понятном ему языке, иначе у нас не получается, даже если очень захотим.

– «У нас»? – Переспросил я. – Хотите сказать, вы тоже? Ну, в общем, логично, рано или поздно это должно было выясниться… И что вы за ветер?

– Что ж, пожалуй, самое время представиться, – согласилась зеленоглазая. – Меня зовут сеньора Бора[69], и дела обстоят так, что я – единственная хозяйка этих мест. Не только и даже не столько города, но всей Адриатики; собственно, мой родной дом на другом берегу. И все равно каждое лето, перебираясь сюда на отдых, я чувствую себя хозяйкой, принимающей гостей, как-никак, это была моя идея – собираться в Чивитанове. Никто, разумеется, не налагал на меня ответственность за благополучие остальных – не только наших, но и местных жителей, и приезжих – но я ее все равно ощущаю. И стараюсь по мере сил их опекать, просто потому, что больше некому, а мне, пожалуй, даже нравится.

– Это я могу понять, – кивнул я, совершенно счастливый, что наконец действительно могу понять хоть что-то из ее туманных объяснений.