Большая Земля

— В Плэмстед. Там сядем на поезд, идущий в Чатам. Потом на континент. Пока — во Францию. В одиннадцать часов полетим на «нашем» самолете. Один летчик согласился доставить нас на французский берег. Все устроено, нас ждут.

Самолет увозил беглецов ночью. Когда поднялись над морем, Дэвис оглянулся назад.

Темный массив земли светился тысячами, мириадами огней.

Небо казалось горящим над тем местом, где на горизонте раскинулся город-гигант. В мутном и дымном воздухе он освещал облака заревом действующего вулкана.

Дэвис наклонился к уху Эллен.

— Смотри, — прокричал он, стараясь заглушить шум мотора, — смотри, как там тесно и душно! Как густо сгрудились люди…

Вместо ответа Эллен закусила губы и отвернулась. Дэвис почувствовал, что ей не по себе.

— А что с ними? Ах, Чарли, Чарли…

11 К морю!

Старая, полуразрушенная мельница стояла на берегу заросшего озеришка. Сама мельница и прилепившаяся к ней сбоку избушка построены были лет шестьдесят назад. Обе они покривились, поросли мохом и были выпачканы вековечной грязью — странной смесью сажи и мучной пыли. Кругом весь овраг зарос буйной растительностью. Такие лопухи встречаются только еще на Камчатке и Сахалине. Лиловые цветы — кисти ядовитой акониты выше роста, малинники, целые семейства зонтичных, черемиса, — все это лезло из земли, словно стараясь в течение короткого лета как можно выше вытянуться к солнцу, пошире и покряжистее распустить листья и стебли.

Ручей шумел и гремел. Пущенный мимо неподвижного, замшелого колеса, он серебряным каскадом ниспадал с трехметровой высоты из отверстия в желобе и терялся в застывшей бочаге. До моря по прямой линии было не больше десяти километров, но ручей ухитрялся так напетлять и напутать, что, если идти берегом, то выходило никак не меньше двадцати, да еще с большим гаком. Гигантский лес, никем никогда не тронутый, жил и умирал над неугомонным ручьем. Тяжкими трупами своих стволов заваливал его вдоль и поперек, образуя бесчисленные мосты и своды. Человеку приходилось здесь не идти, а проползать, как букашке, пробиваться часами на протяжении километра, чтобы снова очутиться почти в том же месте, попав в одну из петель…

— А где же возьмем червей?

Доктор остановился, вопросительно взглянув на Петьку.

— Ведь наши оставлены у Иванова в избушке.

— Найдем. Вон, за мельницей в той куче всегда черви живут. Кто с озера уходит — выкидывают остатки. Ну, и развелись.

— Ладно. Я буду копать, а ты смекай насчет удилища. Только нет здесь в лесу подходящего. Елка…

— Не. Надо рябинку молодую, жидкую. Я сичас.

Взяв топор, Петька мгновенно скрылся в чудовищном травяном лесу.

Вставало солнце. Стрекозы, звеня крыльями, метались в прозрачном воздухе и осторожно присаживались отдохнуть на ветхой стене мельницы. Доктор зашел в избушку. Здесь пахло копотью и какими-то грибами. На крошечном грязном окне ползали сотни всяких лесных мух. Они стремились к свету, но не могли вылететь сквозь стекло, а спасаться в открытую настежь дверь — не догадывались. Целый слой их трупов покрыл издерганный ножом подоконник.

Доктор решил спасти этих пленников. Отогнув гвозди ножом, вынул раму. Фу, черт! Мухи, как пьяные, тучей устремились вверх, но не все могли лететь — от истощения. Большая часть их падала вниз, на голову и грудь Ивана Петровича.

Отряхнувшись и вставив обратно раму, доктор пошел к указанной Петькой куче. Баночка была найдена тут же. Старая банка из-под американских мясных консервов, еще со времени интервенции девятнадцатого года. «Корнэд бииф, Аргентина», — прочел Иван Петрович полустершуюся надпись.

— Раз… два… три… — считал доктор, откладывая в аргентинскую банку жирных червей, — вот до сотни наберу, и довольно.

Эк их много тут! Петька правду сказал… Да… сорок… сорок один…

Сидя на корточках, доктор отдувался от комаров. На озере их почти не было. Самый маленький ветерок относил их прочь, ночью же было холодно. Теперь пригрело, и в тихом овраге комары благоденствовали. Их было так много, как бывает только на севере.

— Вот стервецы! Надо было взять накомарники. Совсем зажрут!

Явился Петька с удочками. Это были совсем тонкие прутья не больше трех метров длиной, в коре.

— Идем, что ли, скорее, комары съели, — доктор с остервенением хлестнул себя по лицу ольховой веткой. — На ходу легче будет. Где у тебя лески?

— Все здесь. А червей накопал?

Петька без стеснения наложил себе червей прямо в карман и посоветовал доктору сделать то же. Куда возиться с банкой! Неудобно. А в карман руку сунул, и готово!

Минуту поколебавшись, доктор последовал совету и тоже высыпал червей в карман тужурки. А чтобы не умерли, добавил туда же сырой земли. Все оказалось в порядке.

— Ну вот… — Петька улыбнулся. — Пойдем теперь.

Обогнув бочагу, вышли на ручей. Здесь сразу начинались пороги, и Петька тотчас принялся за ловлю. Иван Петрович решил обождать и сначала понаблюдать.