Больше, чем что-либо на свете

Этот танец был перевёрнутым отражением того, первого. Вместо тёплой грусти взгляда – холод блёсток инея в зрачках, вместо говорящей души – чёрная молчаливая бездна, уставившаяся на Рамут пристальным взглядом. Пару раз девушка споткнулась: ноги вдруг стали мягкими, безвольными. То ли пол стал каким-то вязким, то ли эта бездна выпила все силы... Стальные объятия Вука подхватили её, не дали упасть.

– Что с тобою, госпожа?

Рамут старалась отстраниться от него, не зависеть от его рук, но получалось плохо. Волчица внутри обессиленно дышала, высунув язык... А Вук отвёл её к диванчику у стены и усадил.

– Отдохни, моя дорогая суженая. Погоди, я принесу тебе выпить.

Он сам подал Рамут чарку лёгкого и сладкого вина – весь олицетворённая забота. Однако в следующий миг он насторожился и выпрямился.

– Прости меня, отрада моего сердца. Меня зовёт Её Величество.

Вук направился через всю гостиную к Дамрад, которая у стола с закусками угощала Санду пирожными. Едва он отошёл, как Рамут приметила у своих ног тетрадку в мягком кожаном переплёте. Пару раз она видела её у Вука: он носил её во внутреннем кармане и доставал, чтобы сделать какие-то заметки. Первым порывом Рамут было окликнуть будущего супруга и сообщить ему о потере, но внезапное и властное чувство заставило её поднять тетрадку и спрятать за пазуху. Честный голос совести корил её за это любопытство, но когда ей ещё могла представиться такая возможность узнать о Вуке побольше? Как Рамут хотела бы вернуть того, другого Вука, с которым она встретилась в первый раз во дворце Дамрад!.. Может, тетрадка прольёт хоть какой-то свет на всё это?

Сердце заходилось в бешеном стуке, даже воздуха не хватало. Переведя дух, Рамут осмотрелась в поисках матушки. А Северга между тем уже не скучала в одиночестве: красивая девушка с роскошными рыжевато-каштановыми волосами и ямочками на щеках настойчиво приглашала её на танец. Сперва Северга отнекивалась, но красавица обрушила на неё всё своё лучезарное обаяние и таки добилась своего. Прищёлкнув каблуками, матушка приняла приглашение. «Даже к лучшему, что Темань решила улизнуть, – подумалось Рамут с усмешкой. – Если б она увидела это, матушке бы точно несдобровать!»

Ей не терпелось скорее заглянуть в тетрадку. Вук был занят разговором с Дамрад, и Рамут незаметно выскользнула, направляясь к самому подходящему для чтения месту – библиотеке. Огромное книгохранилище она приметила ещё раньше, когда они с матушкой и Теманью прибыли на приём и направлялись от входной двери в гостиную. Рамут питала особую любовь к библиотекам, а потому мелькнувшие в щель приоткрытой двери корешки книг не укрылись от её взгляда, поманив своим золотым тиснением.

Книг здесь было несметное множество. Полки тянулись до самого потолка, а в промежутке между шкафами обнаружилось одиноко стоящее кресло. Устроившись в этом укромном и уютном местечке, вдали от суеты, Рамут наконец открыла тетрадку.

Страницы с лёгким шелестом переворачивались, заполненные уже знакомым, холодно-красивым и чётким почерком. Записи велись ежедневно, судя по датам; больше всего это походило на список дел с последующими отчётами о проделанной работе, но Рамут понимала далеко не всё. Вук писал каким-то иносказательным языком и пользовался только ему понятными обозначениями и сокращениями. «Г-н Г. – Чёрная Папка. Доказательства в С.С.» «Г-жа П. – Белая Папка. Отчёт представить Рогатому Шлему завтра в 7 утра». Иногда Вук сжато записывал содержание разговоров, по-видимому, важных для него. Но вот странность: временами почерк менялся, будто тетрадью пользовался кто-то ещё. Второй почерк был мягче, круглее, с разрывами между буквами, а иногда его обладатель переходил на какой-то незнакомый Рамут язык. Девушка изумлённо замерла, увидев собственный портрет, набросанный карандашом. (Карандаш, к слову, крепился к корешку тетради цепочкой – чёрный грифель, туго обёрнутый кожаным чехлом). Судя по записям рядом, выполнил его обладатель мягкого почерка. Он ещё и окружил изображение изящной рамкой из цветочков и ленточек, а внизу сплёл последние в сердечко, внутри которого подписал имя Рамут. Господин Тёплый (так девушка про себя прозвала обладателя мягкого почерка) оказался недурным художником: сходство ему удалось ухватить очень цепко. Но больше всего Рамут поразили именно эти украшательства, эти цветочки-ленточки. Так непохоже на холодного, зловещего и педантичного до занудства Вука! Закрыв глаза, Рамут ощутила на лице травяное дыхание цветущего луга и покалывание лучей яркого небесного светила сквозь веки. «Господин Тёплый, кто же ты?» – стучало сердце.

«Битва проиграна, милая Рамут», – донеслось из душистой летней дали печальное эхо.