Звук шагов заставил её пружинисто собраться. Схватив с полки книгу и поглубже засунув на её место тетрадь, Рамут сделала вид, будто увлечена чтением. Она как раз непринуждённо слюнявила палец, чтобы перевернуть страницу, когда перед нею выросла грозная, как ночная сторожевая башня, фигура Вука.
– Вот ты где, моя госпожа! Устала и решила уединиться? – с усмешкой спросил он.
– Да, что-то вроде того. – Рамут старалась говорить естественно, но голос звучал, как ей показалось, чуть одышливо и глуховато. А может, это ей просто мерещилось.
– А я искал тебя, чтобы попрощаться, увы, – со вздохом сожаления сказал Вук. – Отбываю по срочному делу.
– Вот как? – Рамут заёрзала в кресле, лихорадочно пытаясь придумать способ, как вернуть ему тетрадь. Мысли крутились со скоростью молнии, бегали, запинались и натыкались друг на друга. – Какая досада! А я... э-э... хотела ещё разок проплясать с тобой!
– Не могу отказать моей несравненной суженой! – поклонился Вук, приподняв уголки губ в подобии улыбки. – Твоё желание – закон для меня. Но сразу после этого мне придётся покинуть тебя, к моему величайшему разочарованию.
– Ты ступай, – сказала Рамут, – а я пока поставлю книгу на место и... э-э, застегну парочку пуговиц. А то я тут... гм, расслабилась немного в одиночестве. Отвернись, пожалуйста.
– Да, конечно. Повинуюсь, госпожа.
Когда Вук повернулся к ней спиной, направляясь к двери, девушка быстро достала тетрадь, свернула трубочкой и сунула в карман, а книгу вернула на полку. Через пару шагов поравнявшись с женихом, она оперлась на его руку.
В зале гремела музыка. Танец был быстрым, с множеством крутых разворотов и сложных телодвижений, и Рамут, улучив миг, выудила тетрадь и незаметно бросила на пол.
– Ой, у тебя, кажется, что-то выпало, – показала она пальцем.
Вук и бровью не повёл. Сунув руку за пазуху, он хмыкнул:
– М-да, карман порвался... Благодарю, госпожа, что заметила!
Он подобрал свои записи и переложил в другой карман, после чего они с Рамут как ни в чём не бывало завершили танец.
Попрощавшись с женихом, Рамут на подгибающихся ногах добралась до стола с напитками, схватила чарку и сделала большой глоток. Сердце колотилось, как у мелкой птахи, а пальцы тряслись. Заедая своё волнение сырным печеньем, которого на блюде была целая гора, Рамут жевала и глотала, но вкуса почти не чувствовала.
«Фух... Кажется, обошлось. Он ничего не заподозрил».
Сейчас бы трубочку бакко, чтоб стало совсем хорошо... Однако не успела она немного прийти в себя, как к ней подошла вынырнувшая из своего укрытия Темань, причём какая-то нервная и дёрганая. Вид у неё был крайне расстроенный, даже слезинки блестели в уголках глаз. Похоже, пока Рамут занималась изучением тетради, тут в её отсутствие что-то случилось.
– Дорогая, проводи меня до повозки, – плаксиво попросила матушкина супруга. – Я устала, еду домой. Достаточно я тут покрутилась, на статью хватит.
– Что такое, тётя Темань? – осторожно спросила Рамут.
С ними поравнялась матушка – угрюмая, бледная, со сведёнными бровями и стальным блеском в глазах.
– Темань, ради священных больших пальцев Махруд, прекрати. Это был всего лишь танец, а ты раздула из этого незнамо что!
– Танец, конечно, как бы не так! – горько скривилась та. – Она так и висела на тебе, а ты и рада, да?
Северга измученно возвела глаза к потолку, как бы говоря всем видом: «Ох, да пропади оно всё пропадом!»
– Радость моя, а не надо было меня покидать так надолго, – устало пошутила она.
– Ой, всё! – Темань махнула рукой и зашагала к выходу из зала.
Рамут хотела последовать за ней, но матушка придержала её за локоть.
– Не надо, детка, пусть едет. Разговаривать сейчас бесполезно. Сама успокоится.
– Да что стряслось-то? – снова спросила Рамут, хотя уже начинала догадываться, из-за чего сыр-бор.
– Да так... Дочурка нашего тысячного тут оказалась, – хмыкнула матушка. – Очень ей поплясать со мной хотелось... Ну, отказать было неудобно. Вот и всё.
– Это та, с ямочками? – двинула бровью Рамут, еле сдерживая смешок.
Семена улыбки проросли и на лице Северги.
– Самые красивые на свете ямочки – твои, милая, – с тенью усталой ласки молвила она, тыльной стороной пальцев тронув щёку дочери.
И всё-таки Рамут казалось, что подчёркнутая, шумная ревность Темани была призвана отвлечь внимание от чего-то другого, случившегося с нею вдали от посторонних глаз.
Они уехали с приёма вдвоём спустя час в заказанной с Извозного Двора повозке. Снова начинался дождь, а во тьме сомкнутых век Рамут всё плыли и плыли строчки, написанные мягким почерком. А ещё она жалела, что не вырвала себе на память свой портрет, обрамлённый цветочками и ленточками.
Дни летели, наполненные работой. Вскоре Рамут узнала неприятную новость: Реттгирд переводили в Берменавну на преподавательскую должность – руководителем отделения общей хирургии тамошней врачебной школы. Вроде бы и не обидно, должность довольно высокая и заметная, но нехорошее подозрение ёкнуло в груди у Рамут. Уж не доложили ли соглядатаи Вуку о том поцелуе? Наверняка они сообщали ему всё, что наблюдали.