Больше, чем что-либо на свете

– Нет-нет, не утруждайся! – Дамрад мягко надавила на её плечо, мерцая пронзительными искорками во взоре. – Лежи, дитя моё. Я прекрасно видела, чего тебе стоил свадебный танец... К счастью, твоя матушка помогла достойным образом завершить его. Даже я не смогла бы придумать лучше! Помни, дорогая Рамут: супруг супругом, а родительница останется в твоей жизни главной.

Лицо Северги осталось холодно-замкнутым. Дамрад снова играла своими намёками, но её кровосмесительная правда причудливым образом соотносилась с правдой Северги и Рамут. Словесным выражением эти две правды совпадали, вот только смысл в них Владычица вкладывала свой.

– Была рада увидеться с тобой вновь, несравненная Темань, – добавила Дамрад, обратив сверкающий взгляд на супругу Северги, которая, судя по всему, пыталась прикинуться статуей. Видно, она надеялась, что государыня её не заметит, но надежда не оправдалась.

С общим поклоном-кивком Дамрад покинула спальню, и после её ухода ещё несколько мгновений висела ледяная тишина, которую оглашал треском лишь огонь в камине. Но что он, бесправный невольник, мог сделать? Разве мог он воспрепятствовать рукам Вука, которые бережно подняли Рамут и понесли по коридорам огромной мраморно-ледяной глыбы – дворца Белая Скала? С каждым гулким шагом брачная ночь приближалась, с каждой снежинкой время, оставшееся до неё, таяло... Матушка с Теманью проводили их до повозки, и Рамут успела лишь протянуть к родительнице руку на прощание. Вук почтительно придержал дверцу, позволяя им обменяться рукопожатием и поцелуем.

– Кто станет заботится о ней в вашем доме? – желала знать Северга. – Она ещё слаба!

– Не изволь беспокоиться, любезная тёща, – поклонился Вук. – Госпожа Рамут будет находиться денно и нощно под надёжным наблюдением, защитой и опекой.

При слове «наблюдение» Рамут ощутила окаменение сердца... Она догадывалась, под чью опеку собирался её поместить супруг. А тот вскочил в повозку и отдал носильщикам приказ трогаться.

– Тебе удобно, моя госпожа? – осведомился он, укрывая колени Рамут толстым пледом. – Совсем скоро мы будем дома: эти ребята – быстрые... А пока, если тебе станет трудно сидеть, навались на моё плечо. Оно станет тебе надёжной опорой во всех смыслах.

Повозка бесшумно мчалась сквозь пелену бесконечного снегопада. Стемнело, но город сиял своими бессонными огнями. Рамут, едва шевеля сухими губами, глухо выговорила то, что терзало её и приводило на грань ледяного ужаса:

– Давай перенесём нашу первую брачную ночь... Отложим, пока мне не станет лучше. Боюсь, что сегодня я слишком слаба.

Свет, падая сквозь щель занавесок, скользил полосами по лицу Вука и зажигал в его глазах искры инея.

– Как пожелаешь, моя госпожа. Ты – владычица моего сердца и жизни, тебе и решать. Я не побеспокою тебя, отдыхай и поправляйся.

Повозка остановилась у ворот особняка. Припорошённый снегом, дом мерцал, как праздничный пирог, а стоило Вуку с Рамут на руках подняться на крыльцо, двустворчатые золочёные двери с хрустальным перезвоном распахнулись.

«Приветствую вас, госпожа Рамут и господин Вук. Добро пожаловать. Какие будут распоряжения?»

– Приготовь тёплую купель и постель для госпожи, – сказал Вук. – А также лёгкий ужин на двоих. Мне пока ничего особенного не нужно.

«Будет исполнено, господин».

А Вук сказал:

– Пойдём, госпожа, я тебе покажу кое-что. Уверен, тебя это порадует.

На первом этаже располагался просторный врачебный кабинет, оборудованный по последнему слову целительской науки – не хуже, чем хирургический зал в Обществе врачей. Здесь было всё необходимое: и удобное операционное кресло, которое могло преобразовываться в стол, и шкаф с инструментами и лекарствами, и кровать для отдыха больного после лечения, отгороженная белой занавеской.

– Здесь ты сможешь вести приём на дому, госпожа, – сказал Вук. – В твоём распоряжении всё самое лучшее для твоей успешной работы.

Кабинет был отменным, но чему Рамут действительно обрадовалась сейчас, так это кисету с бакко и трубке, лежавшим на полочке. Даже на сердце потеплело, а нутро ёкнуло в предвкушении терпкого, согревающего горло и радующего душу дыма.

– Вижу, чего тебе хочется, госпожа, – молвил Вук с улыбкой скорее в голосе, чем на губах или во взгляде. – Я знал, что ты порадуешься.

Усадив Рамут в кресло в гостиной, он поднёс ей набитую трубку и зажжённую от камина лучину. Рамут с наслаждением затянулась, чувствуя, как дым делает своё дело: лёгкий, тёплый хмель заструился по жилам, унося с собой тревогу и усталость. Вроде бы и этот непривычно огромный и роскошный дом не казался столь чужим и пустым, и брачная ночь уже не так пугала. Пожалуй, Рамут выдержала бы её, но раз уж они договорились отложить сию неизбежность – так тому и быть.

Дом подал отвар тэи и горячие лепёшечки с маслом.

– Не дело ложиться спать на пустой желудок, – сказал Вук, разливая отвар по чашкам. – С твоего обеда прошло уже несколько часов, госпожа. Подкрепись, прошу тебя.