Больше, чем что-либо на свете

– Скажи мне, кто сделал с тобою это? – требовала та, сжимая её с силой тяжёлых плотницких тисков. – Кто бы это ни был, он заслуживает самой страшной казни!

– Государыня, никто... никто не виноват, я сама это сделала! – Отчаяние поднялось в груди Темани ураганом, и удушье накрыло её чёрным колпаком...

Очнулась она на руках у Дамрад: мягко, но быстро ступая по ковровой дорожке, та несла её куда-то вдоль коридора, мимо бесконечных дверей и картин в золочёных рамах. Тело было во власти слабости и обморочного онемения, и попытка вырваться вышла совсем жалкой. В ответ на её вялое барахтанье Дамрад только поцеловала Темань в висок.

– Всё, моя дорогая, всё хорошо... Не волнуйся.

Широкая кровать под бархатным балдахином приняла Темань в объятия многослойных перин. Дамрад была сама заботливость: разув Темань и расстегнув ей пуговицы для облегчения дыхания, она напоила её водой и смочила виски.

– Тебе лучше, драгоценная моя?

У Темани вырвался лишь стон, и Дамрад с нежным состраданием прильнула губами её похолодевшему, покрытому испариной лбу.

– Ну-ну, – проговорила она, присаживаясь рядом и согревая руку Темань в своих ладонях. – Прости, что спросила тебя об этих шрамах... Этим я, должно быть, всколыхнула в твоей душе не самые приятные воспоминания. Говоришь, ты сделала это сама? То есть, покушалась на собственную жизнь?.. У такого поступка должна быть очень и очень веская причина. Впрочем, если тебе тяжело, можешь не говорить об этом, я сама всё разузнаю и накажу виновника.

Судорога страха вскинула Темань на постели, вырвав из лап обморочной слабости. Если Дамрад начнёт раскапывать эту давнюю историю, она может обвинить в случившемся Севергу. Ведь из-за расставания с нею Темань не хотела жить тогда... Лучше самой взойти на эшафот, чем допустить хоть малейший повод для гонений на супругу. День казни матушки поднялся над нею серым куполом затянутого тучами неба. «А ведь стоит мне только захотеть – и ты будешь моей, изумительная Темань! Мне ничего не стоит отправить на плаху кого угодно, в том числе и твою доблестную супругу... Её голова упадёт с плеч, а ты упадёшь в мои объятия». Только бы Дамрад ничего не сделала с Севергой – вот чего вечно боялась Темань, и именно это заставило её вздрогнуть всем телом и встрепенуться.

– Нет... Не надо, государыня, никто в этом не виноват, а точнее, всему виной лишь моя слабость и малодушие, – пробормотала она. – В этой истории нет ни правых, ни виновных. Это позорная страница моей жизни, и она давно перевёрнута. Не стоит ворошить прошлое.

– Как скажешь, милая Темань. – По-прежнему не выпуская её руки из своих, Дамрад склонилась и прильнула губами к её пальцам. – Смею лишь выразить обеспокоенность... Твоя жизнь бесценна, и мне не хотелось бы, чтобы она вновь подвергалась покушениям.

– Полно, Владычица, жизнь мимолётна, хрупка и не стоит и ломанного гроша... Сегодня мы живы и радуемся, а завтра – голова с плеч, – горько покривила губы Темань.

И тут же похолодела, пожалев о сказанном: подобные настроения были под строгим запретом при написании статей, опыт работы в новостном листке учил воздерживаться от малейших намёков на недовольство государственным строем и политикой Владычицы. Увы, накатившая на неё слабость позволила неосторожным словам сорваться с языка...

Впрочем, Дамрад как будто не придала этому значения. Гораздо больше внимания она уделяла самочувствию Темани: заставила её выпить чашку крепкого отвара тэи с капелькой хлебной воды и отведать мясной закуски. Только убедившись, что щёки Темани вновь порозовели, она позволила ей встать с кровати и выйти на воздух, но при этом всё равно настаивала, чтобы Темань опиралась на её руку. Пройдя по висячему мостику, они оказались на площадке под кроной дерева – там же, где и встретились.

– Прошу тебя, не избегай меня, прекрасная моя... Меня это огорчает, – мурлыкнула Дамрад, чувственно покрыв руки Темани поцелуями.

Сумрачное пространство осеннего сада пронзил звонкий голос, от хлёсткого звука которого Темань вздрогнула, будто вытянутая плетью по лопаткам:

– Вот ты где, матушка! А я тебя ищу!

По мостику к ним шла Санда, сверкая вызывающе роскошным ожерельем на открытой точёной шее. В отличие от Темани, она могла позволить себе показывать свою лебединую шейку во всей красе, что и делала при всякой возможности, вот только нередко перебарщивала с глубиной выреза на груди. Надевать закрытый чиновничий мундир, какие часто носила Дамрад, наследница не соглашалась ни за какие коврижки. Вот и сейчас она сияла почти обнажёнными персями, кои лишь весьма условно обрамляло белоснежное кружево, а в соблазнительной ложбинке сверкал самый крупный камень ожерелья.

– Простите, что прервала ваше приятное общение, – покривила она красивые губы в усмешке, приподняв чёрную, остро подведённую бровь. Её голос прожурчал ледяным язвительным ручейком.