Больше, чем что-либо на свете

Опять Темань представила, как Северга эти слова говорит красавице с ямочками... От невыносимой пошлости их звучания её обдало холодом и передёрнуло.

– У тебя что-то было с ней? – развернувшись к Северге лицом, спросила она напрямик.

– С кем, крошка? – В голосе супруги звучало невинное удивление, но шальные искорки в глубине стальных глаз бесили Темань. Смеялась Северга, что ли?..

– Ты издеваешься? – взорвалась Темань, отстраняясь. – Прекрасно ты понимаешь, о ком я!

Похоже, она переступила опасную черту: искорки в глазах Северги стали морозно-колкими и злыми, взгляд обдавал холодом раздражения.

– Дорогая, может, хватит уже? – Северга дёрнула верхней губой, обнажив на миг клыки.

Темань знала: когда она так делает, добра не жди. Зверя лучше не выводить из себя. Но зверь проснулся и в ней самой – визжал и тявкал, брызгал слюной и лез на рожон; обида набрякла, налилась тяжестью в груди, выпуская в кровь едкий яд.

– Да, хватит! – вскричала Темань, не в силах удержать всё то клокочущее, горькое и когтистое, что сидело под рёбрами и надламывало их изнутри. – С меня довольно этой пошлости! Этого фарса, в который превратился наш брак... Думаешь, если я молчу и смиряюсь, то ничего не вижу и не догадываюсь? После них всех... ты прикасаешься ко мне этими же руками! Мне противно это... Ты мне противна!

Она летела в пропасть и остановиться уже не могла. Звериный огонь сверкнул в глазах Северги, пересечённое шрамом лицо побледнело и оскалилось, рука с вздувшимися жилами начала подниматься – совсем как в тот раз, после которого Северга, ставшая чужой и холодной, уехала на войну надолго, а у Темани появились эти шрамы на шее. Темань не двинулась с места, не заслонилась, только выдохнула чуть слышно:

– Если ты ещё раз поднимешь на меня руку, я уйду от тебя. Я не собираюсь сносить от тебя ещё и побои.

Звериный оскал сомкнулся, рука Северги опустилась, только глаза ещё колюче блестели.

– Уйдёшь? Что, и уже даже знаешь, к кому? – хмыкнула она.

Темань бросилась в купальную комнату. Там её колени подогнулись, и она сползла на корточки. Из груди рвался немой вой, но из мучительно напряжённого, вздувшегося жилами горла не слышалось ни звука. Молчаливый крик выворачивал рёбра, рвал шею, стучал в кулаках... Правым Темань с размаху саданула по зеркалу. Дзинь! С жалобным звоном из места удара брызнули лучи трещин, и зеркало рассыпалось серебристо сверкающими острыми осколками. Будь оно всё проклято – Дамрад, Северга... Одиночество обступало стеной, окутывало вьюжным коконом тоски, а тёплые капли падали с порезанной руки алыми круглыми бусинками на мраморный пол.

– Ну всё, всё, успокойся, девочка. – Руки Северги легли на плечи, дыхание защекотало ухо. – Зеркало-то чем провинилось?.. Поранилась, дурочка...

Крик устало растворялся в груди, наружу вырывалось только бурное дыхание, а к глазам пробились слёзы, заструившись по щекам обильными ручьями.

– Ну, ну... – Северга присела рядом, упершись коленом в пол, зализала на кулаке Темани порез. – Всё, ягодка моя сладкая, забудь. У меня с ней ничего не было и нет, клянусь. И далась же она тебе, девица эта... Не думай о ней. Иди ко мне.

Она приказала дому убрать осколки, а сама подхватила Темань на руки и отнесла в спальню. Там она уселась в кресло, устроив Темань на коленях и крепко прижав к себе.

– Я боюсь за тебя... Я всегда так за тебя боюсь, – измученно всхлипывала та у неё на плече, вспоминая разговор с Дамрад о шрамах и свой испуг. – А ты... Ты не любишь меня, никогда не любила. И не стоишь ни моего страха, ни слёз тайком в подушку...

– Да, дорогая, ты права, я не стою твоих слёз, – гладя её по голове, как маленькую, с усмешкой сказала Северга. – Ни одной слезинки и даже мизинчика твоего. Ты же сама видела, с какой неприятной особой ты шла к Марушиному алтарю, малышка... И перемен к лучшему тебе никто не обещал.

Ослабев от слёз, Темань уже не противилась власти сильных рук, освобождавших её от одежды. И халат, и панталончики упали на пол, и нагая Темань очутилась там, где воображала девицу с ямочками – в постели, под тяжестью тела Северги. Скользя раскрытыми ладонями по боевым шрамам и ощущая под кожей супруги перекаты твёрдых мускулов, она ненасытно впитывала поцелуи, пила их жадно и безостановочно. Пальцы Северги погрузились в скользкую и влажную от возбуждения плоть, уголок рта приподнялся в усмешке.

– Готова, крошка?.. Ну, держись.