Больше, чем что-либо на свете

– Думаю, Маруша тут ни при чём, – проговорила Рамут, просвечивая взглядом её череп и оценивая сложность возможного вмешательства. Часть кости явно придётся удалять. Трудность представляла и близость лицевого нерва: повредишь его – и лицо девушки станет неподвижной маской.

Семья Нечайки жила небогато, ютясь в небольшом доме. Её старший брат уже привёл жену, и они воспитывали двух маленьких дочек. При виде Рамут все поднялись из-за стола, не сводя с гостьи напряжённых взглядов.

– Матушка, батюшка, это госпожа Рамут, она лекарь, – сказала Нечайка родителям. – Она говорит, что может мне помочь.

– Благодарствуем, госпожа, но помощи нам твоей не надо, – сказал отец семейства, огладив седеющую бороду и пошевелив кустистыми бровями.

– Я понимаю, почему вы так настроены, – молвила Рамут терпеливо и мягко. – Мои сородичи напали на вашу землю, и вы считаете меня врагом... Но поверьте, война мне не по душе, моё призвание – лечить и помогать. Прошу вас, не отказывайтесь! Я попробую избавить вашу дочь от опухоли, которая мучает её и причиняет боль. Скорее всего, в дальнейшем она будет только расти и давить на мозг всё сильнее. Во-первых, это страшная боль, а во-вторых, могут не выдержать кровеносные сосуды в голове. Это не просто уродует её, это несёт опасность для её здоровья. Девушка может потерять речь и способность двигаться. Лечение необходимо!

– Нам всё равно нечем заплатить тебе, – хмуро проговорил отец. – Значит, судьба у дочки такая...

– Её судьба может измениться, – убеждала Рамут. – Мне ничего не нужно от вас, я просто хочу помочь. Так велят мне мои душа и сердце.

– Мы слышали про то, как ты исцелила сына Рыницы, – вставила слово мать, такая же светлоглазая, как Нечайка. – Парнишка бегает вовсю, а раньше ведь едва ходил... Да, отец, и клыки у него с тех пор не выросли, и на луну он тоже не воет, – добавила женщина, закрыв рот мужу, который собрался что-то возразить. – Ну и что же, что госпожа – навья? Ежели она и впрямь хороший лекарь, то пускай и нашу дочку вылечит.

В итоге родители согласились отпустить Нечайку на лечение. Рамут предупредила их, что операция предстоит рискованная, девушка может потерять много крови; всё будет зависеть от её собственных сил и живучести. Подготовив инструменты и погрузив Нечайку в обезболивание, Рамут приступила к делу. Она старалась по возможности уменьшить кровотечение, прижигая мелкие сосуды и перевязывая крупные. Поражённые кости, утолщённые и разросшиеся, походили внутри на заполненную жидкостью губку; удалить пришлось весьма большой кусок. Когда в ведёрко упала окровавленная виновница головных болей Нечайки, Рамут тихонько выдохнула и принялась придавать лицу девушки здоровые очертания. Глазное яблоко встало на место, также Рамут поработала над восстановлением зрительного нерва, а потом лечебным воздействием начала создавать на образовавшихся «дырках» костную сетку. У навиев отверстия в черепе зарастали за сутки-другие, а Нечайке предстояло ждать от месяца до двух. Рамут опасалась, что на людях её целебный дар её не сработает, но всё оказалось не так плохо. Ей удавалось значительно подстёгивать восстановление костей и нервов, хотя человеческое тело было не так отзывчиво к лечению. Хрупкость и уязвимость людской плоти заставляла Рамут работать осторожнее и бережнее, а ещё дело осложнялось тем, что она не могла прибегнуть к помощи хмари. То, что для неё самой и её сородичей являлось источником силы и жизни, людям наносило лишь вред.

Девушка перенесла операцию стойко. Кровопотеря была большой, но не смертельной; Рамут не стала сразу выводить Нечайку из обезболивания, решив подержать её в таком состоянии денька три-четыре. Работала Рамут за запертой дверью, чтоб дочки случайно не заскочили; когда она выносила девушку из комнаты, из сумрака раздался голосок Драгоны:

– Матушка... Ну, как она?

Девочка сидела под дверью, обхватив руками колени, и у Рамут ёкнуло сердце: ждала, переживала, как за родную... Устало улыбнувшись, она ответила:

– Всё будет хорошо, она поправится. Не волнуйся, детка. Иди спать.

Ей и самой не помешало бы вздремнуть: напряжённая работа вымотала её до дрожи под коленями, но негромкий стук в дверь возвестил, что отдых откладывается. Рамут, сбросив с себя окровавленный передник и умывшись, пошла открывать.

Это были взволнованные родители. Брови резко выделялись на бледном лице отца, а мать прижимала к груди узелок.

– Как там Нечаюшка? Жива ли хоть?

– Жива, жива, всё хорошо, – успокоила Рамут. – Ваша дочка перенесла лечение благополучно.

Оба родителя с облегчением выдохнули. Глаза их радостно заблестели, а мать даже завсхлипывала, вытирая слёзы краем платка.

– А можно её увидеть? Мы тут ей одёжку сменную принесли и съестного...

– Она сейчас спит, – сказала Рамут. – И будет спать несколько дней.

Она всё-таки проводила родителей к девушке, которая лежала, тепло укрытая одеялом. Многослойная повязка окутывала её лицо, виднелись только ноздри, рот и один глаз. Мать, присев на край постели, с блёстками тревоги во влажных глазах всматривалась в Нечайку.