Темань пребывала в скорби и носила чёрный с головы до ног наряд. Она надолго выпала из светской жизни, не посещала встреч, не ходила в гости; Северга не наблюдала дома подозрительной убыли в запасах горячительного, но от жены частенько вечерами попахивало хмельным, да и язык заплетался. При этом она клятвенно уверяла Севергу, что не пила ни капли. Враньё в глаза и отрицание очевидного выводило навью из себя, но у неё всё же не хватало духу вытряхивать из Темани правду: при малейшем проявлении жёсткости жена начинала рыдать и биться в припадке.
– Оставь меня в покое! – заламывая руки, кричала она. – У меня горе... Как ты можешь! Впрочем, какое тебе дело до меня... Ты меня никогда не любила...
В гости жена не ходила, домашних запасов не трогала – значит, оставалась только одна возможность доступа к выпивке. Северге пришлось взять на службе однодневный отгул, чтобы проследить за Теманью. Догадка подтвердилась: супруга покупала хмельное в кабаке на вынос. Делала она это, набросив на шляпу наголовье плаща и завязав нижнюю половину лица шёлковым чёрным платком – ни дать ни взять разбойница. Стыдилась, значит, и боялась, как бы кто-нибудь из знакомых не застал её за этим неприглядным занятием. Она уронила изящную, оправленную в золото фляжечку, когда Северга преградила ей дорогу. Темань ахнула и отшатнулась, а навья подобрала булькающий сосуд, открутила пробку и понюхала. В нос ей резко ударило запахом хлебной воды.
– А говорила, что не любишь жгучую гадость, – усмехнулась Северга.
Переход Темани на более крепкое зелье был понятен: лёгкое вино нужно было пить долго и в больших количествах, чтобы захмелеть, а она как-то успевала быстренько наклюкаться по дороге от кабака до дома.
– Как я низко пала, – пробормотала супруга, картинно растирая пальцами виски. – Какой позор...
– Хорошо, что ты это хотя бы понимаешь. – Северга убрала фляжку в карман, взяла жену под руку. – Удивительно, как тебя со службы ещё не... попросили.
– Я на своём служебном месте не имею никаких нареканий, – кашлянув и заносчиво вздёрнув голову, заявила Темань.
– Но перегарчиком-то попахивает, детка, – вздохнула Северга. – Не стыдно перед посетителями и начальством?
Темань заслонилась ладонью, забормотала что-то неразборчиво сквозь слёзы.
– Ладно, пошли домой. – Северга мягко подтолкнула жену, направляя вперёд. – Шагай, шагай.
По дороге они застряли: жена уцепилась за прутья ограды городского сада и принялась плакать.
– Дорогая, ну, пойдём, – тянула её Северга. – Прохожие уже смотрят, прекрати это представление.
– Никто на нас не смотрит, никому я не нужна, – прорыдала Темань. И, на мгновение перестав плакать, прищурила мокрые ресницы: – Представление?! Как ты можешь! У меня горе... – И тут же снова разразилась слезами.
Кое-как оторвав жену от ограды, Северга повела её под руку дальше, но прошли они немного: следующая заминка случилась у каменных ворот. Прислонившись к ним спиной, Темань опять зарыдала в ладони.
– Да что такое! – теряя терпение, воскликнула навья. – Беда мне с тобой... Хоть на руках тебя неси. – И прибавила, найдя это единственным выходом: – Наверно, придётся так и сделать, а то мы, чувствую, никогда домой не придём.
На руках у Северги Темань понемногу успокоилась, обняв её за плечи. Переступив порог, Северга велела дому приготовить холодную купель и бултыхнула жену в воду прямо в одежде. Та с визгом забарахталась, поднимая брызги. Погрузившись с головой, она вынырнула и принялась отфыркиваться.
– Вот так, приходи в себя, – процедила Северга.
Спустя короткое время Темань дрожала с мокрыми волосами, кутаясь в плед и прихлёбывая горячий отвар тэи у камина.
– Ну что мне с тобой делать, а? – Северга грела над огнём тёплые носки, чтоб надеть на озябшие босые ступни супруги, упиравшиеся в подушечку на полу. – Нет, дорогая, так не пойдёт. Вот что я тебе скажу: если не возьмёшь себя в руки, спать мы будем раздельно. К пьянчугам меня, знаешь ли, не тянет.
– Ах, мне сейчас вообще не до этого! – сморщилась Темань.
– Сейчас не до этого – потом захочешь. – Носки прогрелись, и Северга, опустившись на колено, напялила их Темани на ноги, а сверху обула домашние войлочные туфли. – Имей в виду, крошка: пьянство ещё никого не украшало. Очень скоро твоё милое личико опухнет и перестанет быть милым. Со службы попросят, а в твоём драгоценном высшем свете будут судачить о тебе – словом, позора не оберёшься. Ну а я... Я, детка, с тобой возиться не буду. Да и не смогу, скорее всего: Дамрад новый поход готовит, через месяц-другой нас опять под боевые стяги – и вперёд, левой-правой...
Темань вздрогнула, вскинула тревожно распахнувшиеся глаза на Севергу.
– Опять на войну? Да когда же это кончится...
– Пока Дамрад жива – никогда, – хмыкнула навья-воин. – Она, видно, мечтает стать Владычицей всея Нави. Мировое господство Длани засело у неё в голове.
– И до каких пор ты будешь во всём этом участвовать? – Темань допила отвар и поставила дрожащей рукой чашку.
Северга пожала плечами.