Больше, чем игра

Вот вам наглядная разница между понятиями де‑юре и де‑факто, – думает Воронин, подготавливая к съемке фотоаппарат. – Де‑юре: понятые должны присутствовать на месте происшествия с самого начала оперативно‑следственных работ. Де‑факто: так не бывает почти никогда. Копаев здесь, в общем, прав: нормальные люди сейчас спят, а не спят преступники, ну и мы не дремлем. Да к тому же наши граждане очень несознательны, не желают они свой гражданский долг исполнять, не хотят зачастую в понятые идти, и всегда надо их очень долго уговаривать и убеждать. Да и вообще, лишний народ на месте преступления – это только лишняя помеха работе. Так что мы уж и без понятых как‑нибудь…

– Возьмете потом пару человек из тех, что в клетке сидят, они вам протокол и подпишут, – говорит Воронин Дементьеву.

Дементьев кивает, он и сам прекрасно знает, как все это делается, просто ему тоже не нравится Копаев, и подоставать следователя – не грех.

Воронин усмехается.
Копаев замечает его усмешку и недовольно скрипит:

– Ты, давай, не улыбайся, а следы ищи, улики.

– Какие тут следы – пол бетонный, стены кирпичные. Голяк, – ворчит Воронин, смотрит себе под ноги и спохватывается: – Погоди‑ка…

– Что там? – Копаев тоже опускает глаза.

Видимо, кровь одной из жертв забрызгала обувь убийцы: на полу, припорошенном тонким слоем цементной пыли, Воронин разглядел несколько слабеющих кровавых отпечатков фрагмента рельефной кроссовочной подошвы; следы вели от трупов к лестнице.

– Были следы, только мы сами их затоптали, – говорит Воронин, оглядываясь.

– Херня это, а не следы, – авторитетно заявляет Дементьев, переминаясь с ноги на ногу возле выхода на лестницу. – По ним все равно ни хрена не поймешь.

– Пока я не закончу, стойте на одном месте и ногами не сучите, – строго предупреждает всех Воронин и приступает к фотосъемке. Он фиксирует на пленку каждый из кровавых отпечатков на полу, укладывая рядом масштабную линейку. Затем фотографирует оба трупа вместе и каждый по отдельности. Потом, крупным планом, он снимет страшную рану на груди молодого парня.

Позади Копаев работает со свидетелем. Свидетель ему попался тот еще.

– Расскажите, как вы обнаружили трупы?

– Ну, я, это, обходил территорию и, значит, нашел их тут.

– Херня! – грубо вмешивается Дементьев. – Все сторожа всегда в бытовках дрыхнут, а не шастают по разным там территориям.

Воронин снова усмехается: роль плохого милиционера Дементьев, как всегда, исполняет с блеском. Копаев морщится и как бы укоризненно смотрит на опера. Сторож упрямо стоит на своем: мол, обходил стройку да и нашел вдруг два трупа. Что‑то он темнит…

– И вы не слышали никакого шума? – допытывается Копаев. – Никаких криков? Не видели ничего подозрительного? Просто вдруг, ни с того ни с сего, решили прогуляться по вверенному вам в охрану объекту и обнаружили два трупа?

– Ничего я не видел и ничего не слышал, – угрюмо отвечает сторож. – А по объекту я всегда хожу – мало ли что…

– Да, действительно, – кивает Копаев. – Вдруг убьют кого.

– Убьют – не убьют, не знаю, – насупливается сторож, – а вот спереть чего могут запросто. Мальчишки тоже часто сюда залезают, нравится им, значит, на стройке играть.

– Хороши мальчишечки, – бурчит опер Дементьев.

– Ладно, – устало говорит Копаев сторожу, – постойте в сторонке, подумайте, может, и припомните еще что‑нибудь. А мы своими делами займемся.

Воронин уже сфотографировал все, что нужно, за исключением раны второго убитого – для этого пришлось бы перевернуть тело, это он оставил напоследок.

Копаев приступает к составлению протокола осмотра места происшествия. Занятие это утомительное и скучное до отвращения – в самый раз для таких зануд как следователь: нужно словами как можно подробнее описать все то, что Воронин с легкостью фиксировал на фотопленку.

– Труп мужчины… одет в… – Копаев вслух произносит записываемые в протокол слова, – лежит на спине…

Опер Дементьев с рулеткой ходит от стены к телам, к другой стене, измеряет расстояния и сообщает результаты измерений Копаеву. Копаев заносит их в протокол.

– …в трех метрах двадцати трех сантиметрах от входа и четырех метрах семидесяти пяти сантиметрах от оконного проема…

Склонившись над телом, Копаев долго и очень внимательно рассматривает разрубленную грудь парня. Воронину даже приходит на память выражение, кажется библейское: вкладывать персты в раны. Копаев обходится без вкладывания перстов, а записывает в протокол, продолжая диктовать самому себе:

– Рубленая рана в области груди, проходит от левого плеча наискосок до середины нижнего правого ребра…

Затем замеры с определением координат относительно стен повторяются с другим телом.

– Труп мужчины… одет в… лежит лицом вниз… – Копаев вопросительно смотрит на Дементьева.

– Четыре восемьдесят и четыре тридцать пять, – сообщает опер, сматывая рулетку.

Копаев записывает цифры в протокол.

– Теперь его нужно перевернуть, – говорит Воронин.