Больше чем любовь

Очевидно, несчастье произошло прямо у сторожки, за воротами, в тот момент, когда Ричард входил в них. Он увидел, как грузовик ударил теплое золотистое тельце моего песика, и его верное сердце навсегда замолчало. В ужасе Ричард нес Джона на руках (он знал, что значит для меня эта потеря); он внес его наверх, в мою комнату, и положил на кровать.

Всю жизнь я не забуду этот страшный миг, когда увидела неподвижное тельце моего любимого песика… моего Джона… который всегда опрометью бежал на мой зов и так радовался ласке.

Так я и стояла – вся дрожа, потрясенная, не в силах вымолвить ни слова. Ричард подошел ко мне и коротко рассказал о случившемся.

– Дорогая моя! Бедный наш маленький мальчик!.. Роза-Линда, ну не смотри так. Не смотри, пожалуйста.

Наверно, я была слегка не в себе, потому что дальше я начала говорить нечто ужасное. Я проклинала всё и вся. Говорила, что жизнь всегда поступает со мной так… Когда я была ребенком, она отобрала у меня все, что я любила. А теперь она хочет отнять у меня последние крохи. Я обожала свою собаку. И пусть смеются те, кто не очень-то любит животных. Возможно, моя привязанность к Джону была чрезмерной… Но ведь, кроме него, у меня почти ничего не было, я так часто оставалась с ним совсем одна. Он был моим настоящим другом. И он любил меня и любил жизнь – несправедливо, что он умер. Я ненавидела весь мир, я ненавидела всё и вся. Мне хотелось тоже умереть.

Помню, как я горько плакала, стоя на коленях у кровати и обнимая моего маленького мертвого песика. Я не давала Ричарду унести его. В шоке от случившегося, вне себя от горя, я сказала ему непростительные слова:

– Уходи, Ричард, уходи! Ты меня не любишь. Ты любишь только Роберту. Теперь у меня нет никого… никого. Лучше бы мне умереть!

Милый мой, бедный Ричард! Сколько ему пришлось пережить! Ведь это было так несправедливо. Но сама я не сознавала, что говорила. Вряд ли я заметила в его глазах выражение удивления и страдания. Я думаю, самое замечательное в Ричарде – это глубокое человеческое понимание. Какой-нибудь мелочный человек обязательно обиделся бы, пожал плечами и ушел, предоставив мне полную возможность продолжать истерику в одиночестве. Но он очень хорошо понимал, что значит для меня эта внезапная потеря, поэтому он даже не рассердился. Просто сел и стал ждать, пока я наплачусь. Потом ласково обнял меня и стал покрывать поцелуями мое разгоряченное, мокрое от слез лицо.

– Бедная моя милая девочка. Я бы все отдал, чтобы вернуть тебе Джона. Но, Роза-Линда, тут даже ветеринара нечего звать. Никаких повреждений у него нет. Его ударило прямо в голову. Все произошло мгновенно.

Говорить я не могла, только повернулась, опустилась на пол и уткнулась лицом в его колени.

– Как это ужасно! – тихо продолжал Ричард. – Если бы я только мог сделать что-нибудь, облегчить твое горе, но один только Бог знает, чем тебе можно помочь! Один только Бог!

Я поняла, что это настоящий крик души, и это отрезвило меня, я опять стала той женщиной, которая безгранично любит его одного, Ричарда. Я поняла, что с моей стороны было очень несправедливо обрушить на него все свое горе. И заплакала. Стала умолять его, хотя в этом не было никакой необходимости, понять мое состояние. Я сказала, что уверена в том, что он любит меня. И Джона он тоже любил.

– Если так было суждено, то лучше уж здесь, чем в Лондоне. Здесь ему будет хорошо… Дорогая, позволь мне похоронить его под шелковицами, у озера. Он так любил гулять там. А теперь он навсегда станет частицей Фрайлинга.

Я продолжала прятать лицо, так как знала, что оно опухло от слез. Но я кивнула в знак согласия. Именно это место подходит для Джона. Но идти туда с Ричардом я не могла. Я даже не могла снова взглянуть на неподвижное тело моей собаки.

Я позволила Ричарду унести его. Когда Ричард возвратился, мы больше не упоминали имени Джона. Ко мне вернулось самообладание. По дороге в Лондон мы не касались этой печальной темы.

Но Ричард догадывался, что в тот вечер мне будет страшно одной в пустой квартире. Ведь там остались корзинка Джона, резиновый мяч, его сухарики и миска с водой. И Ричард избавил меня от этой муки. Это было так на него похоже!

Я знала, он хотел ехать вечерним поездом в Рейксли, потому что и так провел уже три дня без своей семьи. Но он сказал, что не хочет слышать об этом. И меня тоже не повезет домой.

Когда мы приближались к городку Стейнз, Ричард свернул с шоссе и пояснил:

– Мы остановимся в «Золотом олене», ты не против, ангел мой?

Я была погружена в свои невеселые думы, проклиная каждую милю, которая приближала нас к Лондону. Когда Ричард сделал это неожиданное сообщение, я вся встрепенулась и сердце мое забилось учащенно.

– Но, милый мой, ведь тебе надо в Рейксли!

– Нет, сегодня вечером мы будем вместе.

3