Больше чем любовь

Внешность миссис Диксон-Родд произвела на меня удручающее впечатление. Это была очень полная женщина с седыми, цвета стали, волосами, с румяным, слишком напудренным решительным лицом и двойным подбородком. Казалось, она вдвое больше своего маленького мужа, оставшегося внизу. На ней было пышное, отделанное кружевом платье с большим вырезом, на шее висела золотая цепочка, две нитки жемчуга и пенсне на черной ленточке. На голове, как-то боком, сидела огромная шляпа, на толстых пальцах красных рук переливались перстни, а в мочки больших ушей были вдеты сверкающие бриллиантовые серьги. Миссис Диксон-Родд посмотрела на меня своими маленькими озорными проницательными глазками, напоминающими слоновьи (так мне показалось). Сначала я разочаровалась, но потом узнала, что у этой колоссальных размеров дамы сердце было такое же доброе и щедрое, как у Винифред Коулз, что она любила своего мужа, никогда не имела детей и это вызывало у нее неизбывную печаль, по-матерински опекала своего Дикса, как она его называла, а также всех окружающих, включая двух сиамских кошек, с которыми она меня позднее познакомила и которых обожала.

В тот момент, когда я вошла в гостиную, жена окулиста, надев пенсне, читала. Отложив книгу, она оглядела меня и снова взяла книгу, проговорив:

– Боже правый! Теперь это бюро посылает к нам совсем детей! Моему мужу в качестве секретаря нужна разумная женщина. Можешь отправляться обратно в свой детский сад, моя милочка.

Я не смогла вымолвить ни слова и покраснела от злости. Но потом я взяла себя в руки и, кусая губы, сказала:

– Могу вас уверить, что я не играю в куклы и кубики и что я первоклассная машинистка. К тому же мистер Диксон-Родд сказал, что возьмет меня на работу.

Миссис Диксон-Родд снова посмотрела на меня, на этот раз более внимательно, на секунду закрыв глаза, и добавила:

– Наверное, Дикс сошел с ума. Вы же сущее дитя. Я едва сдерживалась, чтобы не закричать.

– Миссис Диксон, я не дитя, – парировала я раздраженно. – Мне двадцать один год. Четыре года я проработала в Сити, в одной фирме. Хотя у меня нет опыта работы личным секретарем, я думаю, что прекрасно справлюсь со своими обязанностями, у меня спокойный характер, работаю я быстро и, надеюсь, сумею тактично вести себя с людьми. Я не обручена, и в ближайшее время это вряд ли случится. У меня нет родственников, ничто не будет меня отвлекать и связывать, поэтому я могу полностью посвятить себя работе. А еще…

И тут я замолчала – в горле будто комок застрял. Внутри у меня все сжалось от досады и разочарования, и я подумала, что эта полная, цветущая, разодетая женщина даст мне от ворот поворот, а мне очень хотелось получить эту работу. Поэтому я просто не могла выдавить из себя ни слова.

Потом миссис Диксон-Родд встала, сняла пенсне и так воззрилась на меня, будто я была каким-то невиданным существом. В конце концов она разразилась довольным кудахтающим смехом, который перешел в бронхиальный кашель (сколько раз я слышала, как бедняжка Вин смеялась так сильно, что начинала кашлять; то же было и с Китти Диксон-Родд. Муж и многие ее друзья ласково называли ее Китс. По-видимому, у этой полногрудой женщины были больные бронхи).

– Боже милосердный, да ты – презабавная малышка, – наконец вымолвила она, прижимая платок к губам. – Какая речь! Такая крошка, а умеешь настоять на своем. Стоит тут и, понимаете ли, защищает свои права. Ха-ха-ха! Да к тому же ты еще и очень мила, маленькая моя глупышка.

– Ах, так, – тихо сказала я, вконец разозлившись. – Если вы считаете, что я глупая и что я ребенок, мне лучше поскорее уйти отсюда.

– Ну-ну, не сердись. Расскажи о себе еще что-нибудь. Я тебя не съем. Иди сюда. Садись…

Миссис Диксон-Родд уселась на кушетку и жестом указала мне на мягкое сиденье рядом. Ее пухлое лицо раскраснелось. Казалось, мое замешательство доставляет ей удовольствие.

– Иди сюда, садись, дитя мое, – повторила она.

Я села. Она обрушила на меня целый водопад вопросов. Мало-помалу она вытянула из меня всю историю моей жизни, узнав о доме в Норвуде, об учебе в Уимблдоне и о моей жизни после монастыря. Когда я закончила, она больше не смеялась. Ее маленькие глазки потухли, и удивительно мягким голосом она сказала:

– Боже милосердный, несчастная ты моя деточка! Какая жуткая судьба! Никогда не слышала ничего подобного. И я верю каждому твоему слову. Я никогда не видела таких глаз. Да, человек с такими глазами не может лгать.

Я слабо улыбнулась и подтвердила ее предположение.

– Не знаю только, следует ли тебе позволять быть секретарем у Дикса. У тебя такие глаза! Ты будешь отвлекать его от работы. Ты ведь знаешь, глаза – это его специальность!

– О, миссис Диксон-Родд» пожалуйста… – начала я. Но она прервала меня:

– Ну вот, ты опять сердишься. Теперь тебе придется привыкать к шуткам Китс. Она вечно всех поддразнивает.

Мои глаза наполнились слезами.

– Значит, я буду у вас работать? Вы берете меня?