Больше, чем мы можем сказать (ЛП)

– Ох, Рев. – Он притягивает меня к себе, обнимает и целует в лоб. – Ни даже

близко.

* * *

Мы едим наши сэндвичи. Я убираю, а Джефф читает сообщения на моем телефоне.

Он делает пометки в своем планшете.

– Кроме первого сообщения, – спрашивает он, и его голос звучит рассудительно, –

ты посылал ему еще что-нибудь?

– Нет.

Он снова смотрит на меня поверх края очков.

– А ты хочешь?

Ответь мне.

Я пожимаю плечами и отвожу взгляд.

– Ты хочешь, чтобы он перестал? – спрашивает папа.

Да. Нет. Не знаю.

Я застыл у края раковины. Не могу пошевелиться.

– Это важный вопрос, – говорит папа. – Я спрашиваю, хочешь ли ты, чтобы я подал

заявление о запрете на приближение.

– Если ты это сделаешь, ему запретят вообще со мной контактировать, верно?

– Верно.

– Раньше тоже действовало это постановление? Поэтому он так долго ждал? –

Такое облегчение, что можно с кем-то это обсудить. С кем-то, кто может дать мне ответы.

С кем-то, кто может сказать мне, что делать. Я не сознавал, как сильно нуждаюсь в этой

поддержке, пока не получил ее. Мне хочется рухнуть на пол.

– Вроде того. Его родительские права были аннулированы. И ему было запрещено

контактировать с тобой, пока ты был несовершеннолетним.

– Как думаешь, как он меня нашел?

– Не знаю, но собираюсь спросить об этом нашего адвоката. – Папа делает паузу. –

Ты хочешь, чтобы я подал заявление о запрете на приближение?

– Думаю... думаю, так будет хуже. Зная, что он где-то рядом, но не зная... – Я

прерываюсь и сглатываю.

Папа снимает свои очки для чтения.

– Могу я поделиться своими мыслями?

– Да. – Я стискиваю пальцами стойку позади себя.

– Тебе восемнадцать. Ты сам можешь принимать решения по этому поводу. Мы с

мамой поддержим тебя, что бы ты ни решил. – Он делает паузу. – Но в этих сообщениях

нет ничего обнадеживающего, Рев. Это не восстановившийся человек, который ищет

прощения. Это неуравновешенный человек, который мучил тебя годами.

Эти слова заставляют меня сжаться, лишь немного.

– Иногда... – Мой голос очень осторожный, и я не могу произнести больше. – Я

гадаю, не является ли это каким-то тестом. Испытанием.

– Испытанием от Бога? – Папа всегда был очень открыт к обсуждениям религии.

Ему нравится обсуждать теологию. Они с мамой не религиозны, но он считает всю

концепцию увлекательной. Когда я был ребенком, мама отвела меня в местную церковь, потому что думала, что это будет чем – То утешительным и знакомым, но пребывание в

церкви слишком напомнило мне об отце. Я сидел рядом с мамой на скамье и дрожал.

Я пытался вернуться, но из этого ничего не вышло.

– Да, – говорю я. – Испытанием от Бога.

– Мы все свободны в своих решениях, Рев. Если это испытание для тебя, это так

же испытание и для меня, и для мамы, и даже для твоего отца. Он принял решение

посылать тебе эти сообщения. Всю жизнь можно воспринять, как испытание. Никто из нас

не живет в вакууме. Наши действия оказывают влияние на всех, кто нас окружает. Иногда

мы этого даже не сознаем.

Это снова заставляет меня подумать об Эмме. Этим утром ей действительно было

плохо.

И Мэтью. Что-то случилось за ланчем. Не знаю, разрешил ли я конфликт, или

сделал все только хуже.

И Деклан. Когда я достал телефон, чтобы показать папе сообщения моего отца, я

мог видеть ожидающее ответа сообщение.

Я не стал его открывать. Я такой трус.

– Испытание предполагает, что ты должен справиться с ним в одиночку, –

продолжает папа. – Но это невозможно, если ты окружен людьми, чьи действия влияют на

твои решения. И ты в самом деле веришь в Бога, который выбирает исключительных

людей и дает им испытания? На основании чего?

Я не уверен, как на это ответить.

Он отклоняется назад на стуле.

– Иногда события берут свое начало настолько издалека, что становится

практически невозможно связать их вместе, пока не случается главное событие – и тогда, в

чем заключалось испытание? В самом начале? В ходе событий? Или по их завершению? И

вот мы снова возвращаемся к той мысли, что вся жизнь и есть испытание. И, возможно, так оно и есть. Но если кто-то вырос с другими убеждениями и верой, можно ли их судить

по нашим убеждениям? Разве это может быть справедливым испытанием? Мы лишь

можем делать все возможное с тем, что нам было дано.

– Знаю.

– В самом деле? Потому что я задаюсь вопросом, не пытаешься ли ты до сих пор

получить одобрение своего отца, даже спустя столько лет. Я задаюсь вопросом, не искал

ли ты его одобрения все это время, потому, как ты выучил Библию практически наизусть.

Я гадаю, вызвано ли обычным любопытством твое решение ответить на его сообщение, или же повиновением. Я гадаю, легче ли тебе думать, что это Бог дал тебе это испытание, чем признать, что твой отец на самом деле причинял тебе боль, Рев. Если тут и есть какое-

то испытание, то ты сам его себе придумал.

Его голос такой мягкий, такой добрый. Мои пальцы так сильно сжимают стойку, что я боюсь, что треснет гранит.

– Какое испытание?

Но я знаю какое.

– Хочешь ли ты, чтобы твой отец занимал место в твоей жизни?

Мой голос – едва слышный шепот.

– Я не знаю.

– Думаю, ты знаешь, Рев.

На ступенях заднего крыльца раздаются шаги, и я смотрю на часы над