Больше, чем осень

Подружились они быстро. К своей радости Алика вскоре убедилась, что Таша — чуткая, сознательная и отзывчивая девочка, отвечавшая благодарностью на заботу и добро. Впрочем, чего-то другого от Ольгиного потомства Алика и не ожидала. Таша была вылитая мать — и внешне, и душевно. Алика порой вздрагивала, слыша её голос — точь-в-точь Ольгин.

Проблема компульсивного, «эмоционального» переедания у Таши обнаружилась тоже почти сразу. Она и без того страдала лишним весом, а после гибели родителей стала полнеть ещё больше. Её пристрастия лежали в области сладостей: печенье, пряники, сладкая газировка и соки, булочки, шоколад, мороженое, сахар и хлеб — одним словом, углеводы. Оставалось только диву даваться, как зубы у этой сладкоежки до сих пор не пострадали. Видимо, удачные гены и молодость покуда спасали. В их роду по линии матери зубные проблемы начинались довольно поздно. Если вообще начинались.

Что же делать? Как помочь? Слыша, как Таша, жуя шоколадку, всхлипывала за своим ноутбуком, Алика закусила губу, прислонившись спиной к стене. О том, чтобы войти в погружённую в вечерний сумрак комнату, застукать племянницу «на месте преступления» и пристыдить, и речи не могло быть. Что-то удерживало Алику от таких грубых, прямолинейных и травмирующих действий. Она понимала: осиротевшей девочке просто не хватило родительской любви, и она посредством еды «утешала» себя, как могла. Жизнь мамы и папы оборвалась... Кто же теперь согреет улыбкой, мудрым советом, родным теплом? Восемнадцать лет — взрослость весьма условная, юридическая. А на деле...

Тихонько открыв дверь, Алика проскользнула внутрь. Отодвинув в сторону недоеденную шоколадку и завернув её в фольгу, Таша слушала какую-то музыку в наушниках на YouTube, а по её щекам градом катились слёзы. Алика осторожно дотронулась обеими руками до её плеч. Таша вздрогнула и вскинула мокрые ресницы. Сдвинув наушник с её уха, Алика проговорила:

— Таш, солнышко, если тебе хочется поплакать — поплачь. Не надо прятаться от меня. Я всё понимаю, родная.

Губы племянницы задрожали, рыдание рванулось из её груди, но она усилием воли зажала его зубами внутри.

— Отпусти, отпусти это, — шепнула Алика. — Поплачь. Плакать — не плохо и не стыдно. Ты дома. Всё хорошо. Я рядом.

Таша сдалась — уткнувшись в грудь Алики, затряслась в слезах. Сама Алика плакать не могла, её слёзы давно пересохли, исхудавшее лицо хранило суровую маску, но рука ворошила волосы племянницы, поглаживала её плечо, а губы прижались поцелуем к макушке.

А в другой раз Алика, улыбаясь, говорила:

— Таш, это правда, серьёзно. Мне незачем врать.

Они сидели у зеркала, отражаясь в нём. Таша расчёсывала свою великолепную шевелюру — и опять печально задумалась. Конечно же, тужила она о своей девичьей беде — лишнем весе.

— Таш, когда я тебя увидела там, на похоронах, мне подумалось: «Какая красавица!»  Что за личико! А волосы! А глаза... С ума сойти можно. Если б мы не были родственницами — влюбилась бы.

— Ага, красавица... Только жирная, — усмехнулась Таша.

Алика, обняв её сзади и прильнув щекой к её щеке, издала мурлычущий смешок.

— Ташенька... Ты красивая, очень красивая. Поверь ты уже в это наконец.

Она не кривила душой ни на йоту. Она видела лишний вес Таши и... вместе с тем не замечала. Точнее, его заслоняло её милое личико, её чудесные волосы, глаза и ресницы, её доброе сердце и родная, тёплая душа. Да, у Алики никогда не было своих детей, но сейчас она была готова набить морду всякому, кто посмел бы утверждать, что Ташка — не самая лучшая, не самая красивая на свете.

Да, она не вынашивала Ташку в своём чреве. И вместе с тем — как будто выносила. Она не видела её первых детских рисунков-каракулей, но гордилась ими. Ей не довелось стать свидетелем её первых шагов, но в её душе они произошли на её глазах.

И совсем уж тайное: Алика знала Ташкину страницу с рассказами, стихами и фанфиками. Она прочитала все её работы и прокляла бы любого, кто посмел бы сказать, что они — не шедевры, и что их автор — не умница и не талантище.

Если бы какая-нибудь высшая сила потребовала от неё умереть в обмен на Ташкино счастье, она бы без колебаний отдала свою жизнь. Просто перестала бы принимать эти треклятые таблетки, лишь бы у Ташки всё сложилось хорошо и счастливо. И чтобы исполнились все её сокровенные мечты.

Вот такое «родительское безумие» охватило её. Она и усмехалась над ним, осознавая его преувеличенность, и берегла, лелеяла его. Ради него она жила. Да, её накрыло, «вштырило». Но протрезвляться от этого не хотелось.

Спустя некоторое время Таша нашла себе подработку — раздавать рекламные листовки на улице. Ещё она мыла пол в каком-то магазине, а потом работала на кассе в ресторане быстрого питания. Она не гнушалась ничем, лишь бы не быть обузой и не просить деньги на карманные расходы.

— Таш, ты, главное, учись хорошо, — говорила Алика. — Это — основная твоя задача. А со всем остальным мы справимся.