Больше чем просто дом

В виде реакции на этот инцидент и как протест против действий сэра Эвелина Фрейджела, они поехали не в Париж, а в Монте-Карло. Общества лишь друг друга им уже хватило.

II

Года через два после первого приезда в Монте-Карло Николь однажды утром проснулась в месте, которое пусть и носило то же самое название, но для нее стало совсем другим.

Хотя они и уезжали на несколько сумбурных месяцев в Париж и Биарриц, именно здесь был теперь их дом. Они купили виллу, завели обширные знакомства среди весенних и летних посетителей — в число которых, разумеется, не входили пассажиры зафрахтованных яхт и судов, совершавших круизы по Средиземному морю; для супругов Келли все они превратились в «туристов».

Им нравилась Ривьера в разгар лета, когда вокруг много друзей, а ночи распахнуты широко и наполнены музыкой. Этим утром, прежде чем горничная задернула шторы, чтобы умерить солнечный блеск, Николь успела разглядеть за окном яхту Т. Ф. Голдинга, что мирно покачивалась на зыби залива Монте-Карло, будто совершая непрерывное романтическое путешествие, никак не связанное с перемещением в пространстве.

Яхта медленно начала удаляться от берега; все лето она курсировала до Канн и обратно, хотя могла бы обогнуть весь земной шар. Этим вечером им предстояло ужинать на ее борту.

Николь прекрасно говорила по-французски; у нее имелось пять новых вечерних туалетов и еще четыре, которые тоже пока годились; у нее был муж, еще двое мужчин были в нее влюблены, и одного из них ей было жалко. У нее было красивое лицо. В половине одиннадцатого ей предстояло встретиться с третьим мужчиной, который как раз начинал в нее влюбляться, «вполне безобидно». В два они ждали к обеду дюжину очаровательных гостей. Все такое.

«Я счастлива, — размышляла она, глядя на ярко освещенные шторы. — Я молода, красива, а имя мое часто упоминается в газете: побывала тут, поприсутствовала там, но на самом деле весь этот показной лоск меня не интересует. Наверное, это ужасно глупо, но раз уж хочешь вращаться в обществе, вращайся в обществе самых лучших, самых интересных людей; а если кто тебя обвинит в снобизме, так это из зависти, они сами это знают, да и все остальные тоже».

Суть этой мысли она пересказала два часа спустя Оскару Дейну на поле для гольфа «Мон-Ажель», и он тихонечко выругался.

— Вовсе нет, — ответил он. — Просто ты с годами становишься снобом. И ты называешь «интересными людьми» эту толпу пьяниц, с которыми якшаешься? Да их даже занятными-то не назовешь. Все они такие тяжеловесные, что просели на самое дно Европы, как вот гвозди в мешке с зерном, и теперь кончики их торчат прямо в Средиземное море.

Николь в раздражении метнула в него известное имя, однако он отозвался:

— Третий разбор. Самый подходящий продукт для начинающих.

— А чета Колби? Ну, во всяком случае, миссис Колби.

— Серединка на половинку.

— Маркиз и маркиза де Кальб.

— Да, если бы она не принимала наркотиков, а у него не было бы других причуд.

— Ну а где тогда по-настоящему интересные люди? — допытывалась она.

— Где-то в другом месте, сами по себе. Они не охотятся стаями — за исключением особых случаев.

— Ну а ты? Ты ведь ухватишься за приглашение от любого из поименованных мною. Я слышала про тебя такие истории, которых нарочно не придумаешь. Любой, кто знает тебя больше полугода, не возьмет у тебя чек и на десять долларов. Ты — прилипала и паразит, и вообще…

— Закрой-ка рот на минутку, — прервал он ее. — Не хочу испортить этот удар… Мне просто не нравится, что ты сама себя обманываешь, — продолжал он. — В то, что ты принимаешь за «космополитичное общество», проникнуть не сложнее, чем в общую залу казино; а если я и живу тем, что тяну из него соки, так отдаю я все равно в двадцать раз больше, чем беру. Мы, любители ничьей, почитай, единственные люди, имеющие хоть какую-то сущность, и мы за нее держимся, поскольку у нас нет другого выбора.

Она рассмеялась, он страшно ей нравился, а еще она гадала, сильно ли разъярится Нельсон, когда узнает, что Оскар утром прихватил из дому его маникюрные ножницы и свежую «Нью-Йорк геральд».

«Как бы то ни было, — думала она позднее, когда ехала домой обедать, — мы скоро все это бросим, начнем серьезную жизнь, заведем ребенка. Вот только это, последнее лето…»

Остановившись по дороге у цветочного магазина, она приметила молодую женщину — та выходила с охапкой цветов. Молодая женщина взглянула на нее поверх пышного разноцветья, и Николь отметила, что выглядит она очень умненькой, однако лицо ей вроде бы знакомо. Когда-то она ее знала, пусть и поверхностно; имя она так и не вспомнила, а потому кивнула и до конца дня забыла об этом происшествии.