Больше чем просто дом

Из всех людей на свете Бекки менее всего желала бы встречаться с миссис Долорес Юм. Это было ясно как день — она просто не могла представить себе, как приезжает в дом Юмов. И уж конечно, ее ничуть не тянуло продолжить знакомство с дамой, которая так враждебно на нее таращилась, застав за мытьем в ванной, — мягко говоря, Бекки не огорчилась бы, узнав, что ей больше никогда в жизни не доведется повидать миссис Юм.

Затем ее раздражение перекинулось на Рене. С какой стороны на это ни взгляни, выходило так, что он ее стыдится. Она, конечно, понимала всю сложность его положения, но сейчас — такая цветущая, со здоровым румянцем после физических упражнений — находила возмутительным, что кто-либо может думать о ней с пренебрежением. Рене рассуждал разумно и здраво, но Бекки была бы в сто раз счастливее, если бы они сразу объявили о помолвке, — и не беда, что на нее месяц-два будут глазеть, злословя за спиной, все эти любопытные кумушки. Бекки казалось, что ее считают здесь человеком второго сорта, и на этой почве у нее даже начал формироваться комплекс неполноценности. Это, в свою очередь, заставляло ее воспринимать расписание как одно из проявлений тирании, и в последнее время Бекки начала задумываться, не слишком ли многим она жертвует, полностью — ежедневно и ежечасно — подчиняясь чужой воле.

«Он сам может заехать туда за Ноэль, — решила она. — Я делала все по правилам, а если он такой предусмотрительный, то мог бы найти способ избегать подобных ситуаций».

Прошел еще один час, а Рене так и не сообразил, где в это время могла бы находиться Бекки. Он планировал ее дни, но до сих пор ни разу не задумывался, чем она занимается, помимо его планов. Возвращаясь к лаборатории в самом мрачном расположении духа, он резко ускорил шаги при виде здания — появился новый повод для беспокойства. Он отсутствовал более трех часов, в течение которых барометр неуклонно падал, тогда как три окна были приоткрыты для проветривания. Рене не мог вспомнить, кто из них двоих — он или Чарльз — должен был предупредить сторожа, чтобы тот не отключал отопление в лаборатории на уик-энд. Его колбы с драгоценной водой… Он взлетел по заледенелым ступеням старинного здания, заранее страшась того, что увидит.

Одна закупоренная колба с треском раскололась в тот самый момент, когда он, отдуваясь, перешагнул порог лаборатории. Тысяча колб плотными рядами были выстроены в трех больших комнатах, и он затаил дыхание, ожидая, что сейчас все они лопнут одновременно, — в ушах, как предчувствие, уже возник этот жуткий и безысходный звук. Он заметил еще одну лопнувшую колбу, а потом еще одну, в дальнем ряду. В комнате стоял лютый холод, окна были уже закрыты, но в щели по углам рам просачивались снежинки, а на кончике водопроводного крана образовалась сосулька.

На цыпочках, чтобы лишним шумом не спровоцировать еще девятьсот девяносто семь катастроф, он отступил на лестничную площадку; и там его замершее было сердце вновь забилось с надеждой — из котельной в подвале глухо доносился недвусмысленный звук: там орудовал лопатой сторож.

— Топи на полную! — крикнул он вниз, а затем спустился на один пролет, чтобы наверняка быть услышанным. — Чтобы нагрелось быстрее, кидай в огонь сразу всю… — тут он запнулся, забыв, как будет по-английски «щепа для растопки», — кидай в огонь все деревяшки!

Он поспешил обратно в лабораторию, снова войдя туда на цыпочках. Лопнули еще две колбы у северного окна; однако рука его, скользнув по батарее, уже ощутила первые признаки потепления. Сняв пальто и пиджак, он заткнул ими щели в самом проблемном окне, а затем включил переносной электрический обогреватель и вообще все электроприборы, имевшиеся в лаборатории. Совершая эти манипуляции, он периодически замирал и тревожно прислушивался, но резкий предсмертный треск стекла более не прозвучал ни разу. К тому времени, когда он изолировал пять лопнувших колб и проверил степень замерзания остальных, от батарей шел ощутимый поток тепла.

Он продолжал уже машинально перемещаться по комнате, пытаясь унять дрожь в руках, когда с нижней лестничной площадки донесся голос Ноэль, а вскоре она появилась в дверях, сопровождаемая Долорес Юм, — обе были обмотаны шарфами по самые уши для защиты от холода.

— Вот ты и нашелся, Рене! — бодро приветствовала его Долорес. — Мы трижды звонили сюда и еще по всему городу. Предложили Ноэль остаться у нас на ужин, но она все твердит, что ты будешь волноваться. Что там у вас за история с расписанием? Боитесь опоздать на поезд?

— О чем это ты? — пробормотал он, еще не оправившись от всех потрясений. — Ты хоть представляешь, Долорес, что случилось в этой комнате?

— Тут очень холодно.

— Вода в колбах замерзла. Еще немного — и мы потеряли бы их все!

Далеко внизу с грохотом захлопнулась дверца топки, и чуть погодя на лестнице послышались шаги сторожа.

Рассерженный безразличной реакцией на его последние слова, Рене повторил с нажимом:

— Мы чуть не потеряли их все!